Холодные песни

«Грузовик» не пришел. Не причалил к станции, не привез запахи лимонов и яблок, почту, посылки из дома, разносолы и сладости. Модуль «Квант» забит «мусором», скоро его негде будет складывать.

(середина?) апреля

«Мир» похож на огромный организм, который болен. Слизь. Белесые следы. Бактерии портят оптику, безжалостно грызут оборудование, лакомятся облицовкой. Но плесень видится не причиной – следствием. Знаете… как слезы после обиды, а не сам удар.

(?) апрель

…за иллюминатором что-то двигалось, ворочалось в звездном сне, терлось о корпус станции закрытым веком…

…я смотрел, как ледяная ночь меняет формы, играет черными красками…

(?) май

Грибок. Мерзкий налет. Плесень.

Она выделяет какой-то газ, ведь так? Поедает станцию, разрушает оборудование и системы… Насколько опасны ее «дыхание», ее споры? Могла ли плесень стать причиной перемены в поведении Володи? Замкнутости Алексеевича? Моей апатии?

Или все это из-за «мертвого дома»? Из-за стресса? ЧП с СУД случилось несколько недель (месяц?) назад. На станции погас свет, замолчали вентиляторы, заснули приборы. «Мир» превратился в «мертвый дом» с тремя разругавшимися в хлам родственничками. Очень сильный стресс. У меня начались головные боли, особенно невыносимые, когда мы с Володей и Алексеевичем пытаемся реанимировать комплекс. Голова проходит, только когда я остаюсь один в своей каюте. Галлюцинации не повторялись… Безяев умер, а Луцкий ушел в космос.

Мы ждем с Земли приказа о срочной посадке, но связи нет.

(?) май

Вечером включили вычислительную машину (все-таки ЦУП за нами наблюдает?), но СУД снова выдала аварию, и все вырубилось.

Экономим «ампер-секунды».

(?) май

Мне страшно. Очень страшно.

Почему этого почти не видно по записям?! Дневник ведет кто-то другой: безразличный, пустой я, который просыпается лишь изредка, последний раз в апреле (?).

Все происходящее на «Мире»… оно не может быть реальным! Мы больны! Экипаж отравлен! ЦУП не отвечает, потому что знает что-то, потому что не собирается нас…

Я по-прежнему слышу чьи-то разговоры в своей голове. Параллельную линию. Концентрировался час или два, чтобы разобрать «переговоры», но смысл услышанного тут же забывался… Правда, я почти уверен, что кто-то кричал, просил о помощи, а его собеседник отвечал: «Нет, нет, нет…»

За стеной стучат! Володя? Алексеевич?

Я больше не вынесу…

26 мая

Реанимировали СУД, раскрутили гиродины.

После построения ориентации вернулась связь через ретранслирующие спутники. Узнал, что сегодня 26 мая.

ЦУП устроил телефонный сеанс с домом. Хотелось бы, конечно, «встретиться с родными в комнате № 23», но тут выбирать не приходится. Главное, хоть какой-то сигнал наладили. Настя рассказала, что у нас дома гостят мои родители и все хорошо. А потом резко отключилась – и ни слова про Даника. Я растерялся, еще долго спрашивал у трубки, звал.

Черт…

Только сейчас, описывая события дня, я понял…

Голос Насти. Это была запись. Она повторила все то же самое, что и больше двух месяцев назад. Не она – пленка.

28 мая

Застал Володю, когда он ел.

Вокруг подбородка и губ бортинженера колыхались серые нити, словно водоросли в воде. Плесень покрывала и кусок торта, который Володя приготовил вчера из творога, орехов, печенья и изюма. Володю это не смущало.

Я видел, как он сидит, как старательно пережевывает отравленную пищу, и его черные, точно смола, глаза. И как он смеется, глядя сквозь меня.

Я понимаю, что описываю странные, даже жуткие вещи. На комплексе творится что-то необъяснимое, но… что мне остается? Связи с ЦУПом нет. Члены экипажа превратились в отшельников. Любое совместное дело, направленное на выживание, выливается в конфликт.

Все это ненормально. А вот вести дневник – это кажется правильным. Единственно правильным. Это успокаивает, какое бы безумие ни выплеснулось на страницы.

Потому что, когда я пишу, все уже случилось. Прошлое, которое оказалось не настолько сильным, чтобы отнять у меня будущее.

Я еще здесь.

Мы здесь.

29 мая

Много размышляю.

Заметил одну странность. Злость, желание причинить боль возникают, только когда кто-то есть рядом. А когда я один, обволакивает некая отстраненность, вот как сейчас, во время написания дневника. Очень трудно вспомнить смысл слова «паника». Очень трудно поверить в то, что отражаешь на бумаге.

Это похоже на анестезию чувств…

1 июня

Станция поросла космическими грибами. Изоляцию проводов и труб покрывает густой налет плесени, стены затянуты живой пленкой. Кормовая часть модуля «Квант» окутана белым налетом. Микробы, которые не боятся ни холода, ни радиации, плодятся и размножаются. Окисляют все, что способно к окислению. Им здесь нравится.

Мне – нет. Постоянно кружится голова, тошнит, скачет температура.

(?) июнь