- А, вижу, вижу! Да. Они самые! - отозвался мистер Кендж, снимая передо мною цилиндр с изысканной вежливостью. - Как поживаете? Рад вас видеть. А мистер Джарндис не пришел?
Нет. Он никогда сюда не ходит, напомнила я ему.
- По правде сказать, это хорошо, что он не пришел сюда сегодня, сказал мистер Кендж, - ибо его - позволительно ли будет сказать это в отсутствие нашего доброго друга? - его столь непоколебимые и своеобразные взгляды, пожалуй, только укрепились бы; без разумных оснований, но укрепились бы.
- Скажите, пожалуйста, что произошло сегодня? - спросил Аллен.
- Простите, что вы изволили сказать? - переспросил его мистер Кендж чрезвычайно вежливым тоном.
- Что произошло сегодня?
- Что произошло? - повторил мистер Кендж. - Именно. Да, ну что ж, произошло немногое... немногое. Перед нами возникло непредвиденное препятствие... мы были вынуждены, я бы сказал, внезапно остановиться... если можно так выразиться... на пороге.
- А найденное завещание, оно признано документом, имеющим законную силу, сэр? - спросил Аллен. - Разъясните нам это, пожалуйста.
- Конечно, разъяснил бы, если бы мог, - ответил мистер Кендж, - но этого вопроса мы не обсуждали... не обсуждали...
- Этого вопроса мы не обсуждали, - как эхо, повторил мистер Воулс своим глухим утробным голосом.
- Вам следует иметь в виду, мистер Вудкорт, - заметил мистер Кендж, убеждающе и успокоительно помахав рукой, точно серебряной лопаточкой, - что тяжба эта была незаурядная, тяжба это была длительная, тяжба это была сложная. Тяжбу "Джарндисы против Джарндисов" довольно остроумно называют монументом канцлерской судебной практики.
- На котором с давних пор стояла статуя Терпения, - сказал Аллен.
- Поистине очень удачно сказано, сэр, - отозвался мистер Кендж, снисходительно посмеиваясь, - очень удачно! Далее, вам следует иметь в виду, мистер Вудкорт, - тут внушительный вид мистера Кенджа перешел в почти суровый вид, - что на разбирательство этой сложнейшей тяжбы с ее многочисленными трудностями, непредвиденными случайностями, хитроумными фикциями и формами судебной процедуры была затрачена уйма стараний, способностей, красноречия, знаний, ума, мистер Вудкорт, высокого ума. В течение многих лет... э... я бы сказал, цвет Адвокатуры и... э... осмелюсь добавить, зрелые осенние плоды Судейской мудрости в изобилии предоставлялись тяжбе Джарндисов. Если общество желает, чтобы ему служили, а страна - чтобы ее украшали такие Мастера своего дела, за это надо платить деньгами или чем-нибудь столь же ценным, сэр.
- Мистер Кендж, - сказал Аллен, который, видимо, сразу все понял, простите меня, но мы спешим. Не значит ли это, что все спорное наследство полностью истрачено на уплату судебных пошлин?
- Хм! Как будто так, - ответил мистер Кендж. - Мистер Воулс, а вы что скажете?
- Как будто так, - ответил мистер Воулс.
- Значит, тяжба прекратилась сама собой?
- Очевидно, - ответил мистер Кендж. - Мистер Воулс?
- Очевидно, - подтвердил мистер Воулс.
- Родная моя, - шепнул мне Аллен, - Ричарду это разобьет сердце!
Он переменился в лице и так встревожился, - ведь он хорошо знал Ричарда, чье постепенное падение я сама наблюдала уже давно, - что слова, сказанные моей дорогой девочкой в порыве проникновенной любви, вдруг вспомнились мне и зазвучали в моих ушах похоронным звоном.
- На случай, если вам понадобится мистер Карстон, сэр, - сказал мистер Воулс, следуя за нами, - имейте в виду, что он в зале суда. Я ушел, а он остался, чтобы немножко прийти в себя. Прощайте, сэр, прощайте, мисс Саммерсон.
Завязывая шнурки своего мешка с документами, он впился в меня столь памятным мне взглядом хищника, медленно пожирающего добычу, и приоткрыл рот, как бы затем, чтобы проглотить последний кусок своего клиента, а затем поспешил догнать мистера Кенджа, - должно быть, из боязни оторваться от благожелательной сени велеречивого столпа юриспруденции - и вот уже его черная, застегнутая на все пуговицы зловещая фигура проскользнула к низкой двери в конце зала.
- Милая моя, - сказал мне Аллен, - оставь меня ненадолго с тем, кого ты поручила мне. Поезжай домой с этой новостью и потом приходи к Аде!
Я не позволила ему проводить меня до кареты, но попросила его как можно скорее пойти к Ричарду, добавив, что сделаю так, как он сказал. Быстро добравшись до дому, я пошла к опекуну и сообщила ему, с какой новостью я вернулась.
- Что ж, Хлопотунья, - промолвил он, ничуть не огорченный за себя самого, - чем бы ни кончилась эта тяжба, счастье, что она кончилась, - такое счастье, какого я даже не ожидал. Но бедные наши молодые!