Холодный город

– Тана, когда ты ушла вчера, я подумал, что не смею пойти за тобой. Не смею даже просить у тебя прощения. И я все еще так думаю. Так что я пришел не для того, чтобы извиниться за свое высокомерие или за то, к чему оно привело, хотя буду вечно в этом раскаиваться. Просто позволь посидеть с тобой эту долгую ночь. Это я могу сделать, – он засунул руку в сумку и вынул стопку манги, классических и современных книг в рваных бумажных обложках и несколько мятых журналов. – Смотри, я даже принес, что почитать. Не знал, что тебе нравится, поэтому захватил всего понемногу.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она. Из всего, что Габриэль мог совершить, этот поступок казался самым невероятным. Зачем ему сидеть с ней? Люсьен мертв, и Тана была почти уверена, что некоторые вампиры беспрепятственно покидают Холодный город и возвращаются обратно. Габриэль мог сейчас быть на пути к замку в Альпах и пил бы кровь девушек, плавающих в красном вине. – Я думала, что ты злишься. Ты приехал, чтобы убить Люсьена, но я помешала тебе это сделать.

– Нет, Тана. На самом деле этот удар огорчил тебя, но не меня, – он умолк, собираясь с силами, и вдруг заговорил очень быстро. – Видишь ли, я люблю тебя и боюсь, что не знаю другого способа сказать или показать это, кроме как прийти сюда. Если бы ты захотела, я бы убил в этом мире всех, – он заметил ее взгляд и продолжил. – Ну, или нет. Но я подумал, что тебе больше понравится, если я буду читать вслух, – он взял из стопки старый номер «Роллинг Стоун», – и сидеть с тобой. Как нормальный человек, который любил бы тебя и сидел с тобой, если бы ты болела чем-то обычным. Но раз твою болезнь обычной не назовешь, я как раз подойду.

Тана засмеялась. Она смеялась и никак не могла остановиться. Габриэль всегда говорил что-нибудь неожиданное, и в этот раз все было как всегда. Она попыталась подобрать верные слова:

– Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ты убивал всех в этом мире. И я тоже испытываю к тебе… Сильное, странное, безумное чувство. Достаточно редко встречаются люди, которые видят меня такой, какая я есть, не говоря уже о том, чтобы заглянуть в темные уголки моего сердца, куда я и сама боюсь заглядывать. Но ты это сделал. А еще ты смеялся над моими шутками. Так что мне страшно не только потому, что ты не человек, но и потому, что ты вообще ни на кого не похож. Другого такого существа нет во всем мире, и ты мне нужен. Я нуждаюсь в тебе, а я это терпеть не могу, и особенно ненавижу признаваться в этом.

Габриэль улыбнулся:

– Это значит, что я могу остаться?

Тана почувствовала, как ее охватывает паника:

– Нет, нет, нет, остаться ты не можешь. Если ты останешься, ты меня выпустишь. Я буду умолять тебя, и ты меня выпустишь.

– Не выпущу, – сказал он, придвигаясь ближе. – Ты не попросила выпустить тебя из комнаты Элизабет, когда была прикована наручниками к кровати. Ты выбралась сама. Помнишь? Ты не рассчитывала, что я тебя освобожу.

– Это другое. Кроме того, я, видимо, ошибалась…

– Тише, Тана, – сказал он и погладил ее по волосам. – Моя милая Тана. Не забывай, я все еще чудовище. Я могу слушать твои крики и рыдания и не выпустить тебя.

Тана еле заметно вздрогнула, услышав его уверенный голос. Она вспомнила ролик, который увидела задолго до их знакомства – запись, где совершенно безумный Габриэль сидит в клетке глубоко под парижским кладбищем. Он был весь в крови и порезах. Он знал все о боли и одиночестве. И впервые с того момента, как он вошел в комнату, Тана стала надеяться, что ей не придется пройти через все одной.

– Ты не можешь позволить мне пить твою кровь. Не можешь меня укусить. Даже если я буду просить тебя, даже если буду умолять, угрожать и врать. Ты должен пообещать. Это единственный способ вылечиться.

– Клянусь, – он посмотрел ей в глаза. – Торжественно клянусь.

Она расслабилась, прижавшись к нему и вдыхая запах дыма, отбеливателя и крови. Его плечо казалось каменным, а прикосновение темных волос – легким.

– Ты правда меня не выпустишь?

Он улыбнулся:

– Вся моя жизнь готовила меня к этому. Я привык к девичьим крикам, а твои крики будут для меня приятнее любовных стонов.

Тана едва не засмеялась снова. Эти слова были так чудовищны, что невозможно было придумать что-то более уместное.

– Хорошо, – сказала она, чувствуя, что ее знобит и она засыпает. – Можешь остаться. Я хочу, чтобы ты остался. Останься, пожалуйста, – она закрыла глаза и задала вопрос, который боялась задать все это время. – А если я не поменяюсь обратно? Если я никогда больше не стану человеком?

Он улыбнулся, Тана почувствовала кожей движение его губ.

– Тогда мы будем вместе охотиться на вампиров, и ты будешь пить их кровь.

– Дама или Тигр, – сказала она, вспомнив игру на ферме Лэнса. И подумала, что эта история может никогда не закончиться, и монета продолжит крутиться, не падая ни решкой, ни орлом.

– И Дама, и Тигр, – сказал он, включая камеру, – мне досталось и то, и другое.

Благодарности