Холодный мир

– Наши оценки вашего вида были ошибочны лишь в одном: твоем развитии. По сути, ваша раса совершила большой скачок вперед, сквозь точку сингулярности… А затем сделала шаг назад. Ты, Джеймс, один из тех, кто сделал возможным этот прорыв и повел ваш народ в будущее. Ты открыл им новый мир, а они за это упекли тебя за решетку, потому что хотели остаться в прошлом, где им было удобнее всего. Биологически, так сказать. Так что мы не замечали этого прогресса, не видели твоего потенциала. Мы даже не предполагали, что в вашем мире может появиться разум, подобный твоему, намного опережающий свое время. Разум, способный сражаться с нами. Но что еще более удивительно, что в минуту крайней нужды они пришли к тебе. И совершенно неожиданно ты согласился помочь, простив тех, кто тебя преследовал. Ты сражался за людей, которые посадили тебя в тюрьму просто за то, что у тебя возникли правильные мысли в неправильное время.

Эмма не сводит с меня глаз. Теперь она понимает, что со мной случилось.

Художник переводит взгляд на нее.

– Да, Эмма, этого ведь ты тоже не знала. Еще один секрет, о котором он боялся тебе рассказать. Боялся того, что ты можешь подумать. Смотри, я тебе покажу.

Изображение сидящего в библиотечном кресле пропадает, и на его месте возникает еще одно воспоминание Оскара. Это было год назад.

Я стою в больничной палате. На кровати с закрытыми глазами лежит мой отец. Медицинские датчики показывают, что он очень слаб. Стоящий рядом Алекс одной рукой обнимает Эбби, а другой меня. Оуэн тоже здесь, он напуган, но слишком маленький, чтобы понимать, что происходит. Сара к этому моменту еще не родилась.

Стоя в больничном коридоре, Оскар наблюдает за тем, как я разговариваю с Алексом и Эбби.

– Я могу его спасти, – звучит мой голос.

Даже удивительно, каким молодым я выглядел тогда. И каким наивным.

– Как? – спрашивает Алекс.

– Ты мне доверяешь?

Брат кивает в ответ.

– Конечно.

Воспоминание гаснет. Теперь мы с Оскаром снова в моей лаборатории, лихорадочно работаем над прототипом. С утра до ночи мне помогают четверо моих ассистентов. Знал бы я тогда, что один из них предаст меня.

– Сработает, сэр? – спрашивает Оскар.

– Скоро узнаем.

Экран снова гаснет. Мы снова в больничной палате. Надев специальную шапочку на голову отца, я провожу сканирование.

И снова лаборатория. Открыв дверь, я приглашаю Алекса и Эбби войти.

– Это начало чего-то нового, – поясняю я. – Сегодня мы творим историю. Нам больше никогда не придется прощаться с папой. Никогда.

Я нажимаю кнопку на своем планшете, и прототип за моей спиной садится. У меня не было времени заставить его выглядеть так, как мне бы того хотелось, но он работает.

– Что это? – спрашивает Алекс.

Эбби озадаченно хмурится.

Я поворачиваюсь к прототипу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Джеймс, как бы мне уйти из этой больницы?

– Это мы скоро обсудим, пап. А сейчас мне нужно провести диагностику.

Сзади раздается звук падения.

Обернувшись, я вижу Алекса лежащим на полу. Отступая назад, он запнулся за какое-то лабораторное оборудование. Эбби испуганно трясет головой.

– Что ты наделал? – кричит Алекс.

Я скрещиваю руки.

– Знаю, это кажется сумасшествием, но скоро это станет абсолютно обычным. Люди со смертельными заболеваниями больше не должны умирать.

– Ты засунул отца в эту штуку?

– Это тело…

– Это омерзительно.

Алекс практически выбегает из комнаты, Эбби бросается за ним.

Мои лабораторные техники смотрят на меня и отца. Тогда я ожидал, что они будут радоваться, понимая, что это успешное завершение всей нашей долгой работы. Это было больше, чем создание искусственной жизни или искусственного интеллекта – как было в случае с Оскаром. Это было создание новой формы существования, с большей продолжительностью жизни. Практически бессмертной. Такова была наша судьба.

Но я допустил ошибку. Сейчас, оглядываясь назад, это для меня абсолютно ясно, но тогда я этого не знал. Да и не понимал человеческую природу так, как понимаю сейчас. Люди боятся того, чего не понимают. Боятся неопределенности. Боятся будущего, в котором не ясно, как выживать. Таково было мое преступление: непонимание человеческой природы.

На экране одно за другим следуют сцены последствий. Глазами Оскара Эмма и я видим, как агенты ФБР врываются в мою лабораторию, арестовывают меня и деактивируют то, что я создал.

Через большое окно в комнате для совещаний Оскар наблюдает за тем, как меня уводят. Он смотрит последние новости по телевизору, где различные комментаторы осуждают меня, а эксперты спорят о философской природе случившегося. Там же показывают и интервью с доктором Ричардом Чэндлером, который утверждает, что еще в университете распознал во мне радикальные наклонности.

В каком-то смысле я чувствую облегчение. Это был мой единственный секрет от Эммы, и я могу лишь предположить, как она себя сейчас чувствует. Ведь каждого, кто был со мной знаком, это событие настроило против меня.

Она не сводит с меня глаз, и я очень хочу спросить, что она думает.