Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры

Самым очевидным примером отрицательного воздействия политики диктатора на гибкость и эффективность системы было ужесточение политического контроля. И до войны, и в послевоенный период Сталин никогда не умел соблюсти ту меру «закручивания гаек», за пределами которой наступали последствия объективно вредящие самой диктатуре. Очередным таким шагом было, например, принятие закона о гостайне 8 июня 1947 года. Этот закон был результатом втягивания в холодную войну, в которой обе стороны конфликта усиливали меры безопасности и ужесточали доступ к информации. Однако с советской стороны этот курс, как часто бывало, вышел за рамки разумного. В связи с принятием закона началось составление нового перечня информации, считающейся секретной. Составление перечня оказалось нелегкой задачей. Учитывая настоятельность пожеланий Сталина, Совмин был вынужден постановлением от 1 марта 1948 года запретить доступ практически ко всей информации, затрагивавшей государственные интересы. Кампания усиления секретности неизбежно вылилась в административный кошмар. Совмин провел ряд закрытых совещаний по вопросу об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну[206]. Секретный отдел Совмина увеличился с ноября 1948 года до начала 1949 года с 204 до 347 сотрудников. Это было связано с необходимостью обработки резко возросшего количества секретных документов: 188 500 входящих и 173 500 исходящих за первые десять месяцев 1948 года по сравнению с 98 300 и 122 000 за аналогичный период 1947 года[207]

. Распространение постановления также было головной болью. Хотя само решение от 8 июня 1947 года не являлось секретным и через день после принятия было опубликовано в прессе, постановление от 1 марта 1948 года о его проведении в жизнь было засекречено[208]. Как вскоре стало ясно из жалоб в правительство, это порождало бюрократическую проблему: постановление требовало от чиновников соблюдения государственной тайны, но в силу секретности не могло быть доведено до их сведения[209]

. Совмин также наводнили технические запросы, иногда довольно курьезные, относительно того, какую информацию считать секретной. Министрам приходилось добиваться специального разрешения на публикацию каждой таблицы или приложения, не важно сколь бы невинной ни казалась информация, и бороться за рассекречивание цифр, уже являющихся всеобщим достоянием[210]. Таким образом кампания привела к тому, что решение относительно несложных административных задач требовало длительных и утомительных действий. Хотя Сталин формально делегировал значительную власть Совету министров, он втягивал его в порочную административную практику, сбивавшую с толку министров, беспокоившую чиновников и создававшую все новые излишние бюрократические препоны.

Отрицательное воздействие на работу аппарата оказывали личные дурные привычки диктатора. Поскольку Сталин работал по ночам, все высшие руководители могли уйти с работы только после того, как получали сообщение от сталинского секретаря, что хозяин отправился спать. Обычно это происходило в четыре-пять часов утра[211]

. Сверху эта практика распространялась вниз. Члены Политбюро держали в напряжении министров и региональных партийных секретарей, те — свои аппараты. Каждый был готов к тому, что Сталину в любой момент может потребоваться справка или кто-либо из чиновников. В ночную смену трудились целые армии секретарей и других работников[212].

Нездоровый ночной образ жизни усугублял и без того большие нагрузки, которые несли как соратники Сталина, так и их подчиненные. В проекте постановления о режиме труда и отдыха руководящих работников, который готовился в аппарате ЦК в апреле 1947 года, говорилось:

«Анализ данных о состоянии здоровья руководящих кадров, партии и правительства показал, что у ряда лиц, даже сравнительно молодого возраста, обнаружены серьезные заболевания сердца, кровеносных сосудов и нервной системы со значительным снижением трудоспособности. Одной из причин указанных заболеваний является напряженная работа не только днем, но и ночью, а нередко даже и в праздничные дни»[213].

Год спустя, в марте 1948 года в записке Лечебно-санитарного управления Кремля сообщалось, что двадцать два министра страдают от переутомления, один от нервного истощения, три больны язвой[214].