Холодный мир

Уже будучи больным, с лета 1952 года Сталин все чаще позволял себе вспышки раздражительности и гнева и все меньше следовал каким-либо самоограничениям. Публично унижая Молотова и Микояна, произнося откровенные речи против «евреев-националистов» на официальном заседании Президиума ЦК, требуя крови и жестокого искоренения врагов, Сталин пугал своих соратников. Не сдерживая себя и не соблюдая обычной осторожности и скрытности в грязных делах, Сталин в присутствии членов высшего руководства делал накачки министру госбезопасности Игнатьеву. Как вспоминал Хрущев, «разговаривает по телефону в нашем присутствии, выходит из себя, орет, угрожает, что он его сотрет в порошок. Он требовал от Игнатьева: несчастных врачей надо бить и бить, лупить нещадно, заковать их в кандалы»[612].

Отношения Сталина с соратниками были такими, что не допускали и намека на малейшую оппозицию воле вождя. Залогом этого был, прежде всего, контроль Сталина над органами госбезопасности. Тем не менее Сталин все больше ощущал тяготы возраста и упадок сил. Все большее количество обязанностей и функций Сталин вынужденно перекладывал на соратников. 10 ноября 1952 года Бюро Президиума ЦК постановило: «председательствование на заседаниях Бюро Президиума и Президиума ЦК КПСС в случае отсутствия тов. Сталина возложить поочередно на тт. Маленкова, Хрущева, Булганина», и поручить этим троим «рассмотрение и решение текущих вопросов»[613]. Таким образом «тройка» получила права оперативного руководства партийным аппаратом, где она вряд ли встречала какую-либо конкуренцию со стороны новых выдвиженцев.

Так, новый отдел ЦК по руководству делом подбора и распределения кадров, созданный после XIX съезда, возглавил Н. М. Пегов, в течение нескольких лет до того работавший с Маленковым[614]. Более того, именно Пегов, Суслов (отвечавший за идеологию) и Маленков (осуществлявший общее руководство аппаратом ЦК) были секретарями, попеременно председательствовавшими на заседаниях Секретариата ЦК[615]. Все это противоречит прежним предположениям о том, что Сталин в последний период своей жизни назначал на руководящие должности в кадровый аппарат малоизвестных людей, не имевших связей с другими лидерами, с целью последующего проведения чистки[616]. Ближайшие соратники Сталина могли опираться на «своих людей», с которыми сработались в предыдущие годы. Сам же Сталин, став жертвой собственной подозрительности, в последние недели жизни снял с должности своего помощника А. Н. Поскребышева, служившего ему верой и правдой в течение двух десятилетий[617].

Если Маленков, Булганин и Хрущев составляли «тройку», руководившую аппаратом ЦК, то Берия преобладал в Совете министров. Согласно решению от 10 ноября 1952 года, в Президиуме и в Бюро Президиума Совмина должны были, поочередно председательствовать Берия, Сабуров и Первухин[618]. Таким образом, Сталин фактически создавал в руководстве правительства тот же порядок, что и в ЦК. Руководящая «тройка» в Бюро Президиума Совмина должна была поддерживать определенный баланс сил и создавать конкуренцию. Однако в отличие от «тройки» в Бюро Президиума ЦК, члены которой представляли собой примерно равнозначные фигуры, ситуация в правительственной «тройке» отличалась неустойчивостью. Берия, будучи самым заслуженным и влиятельным в этой группе, а также обладая огромными амбициями, претендовал на первые роли. Бывший управляющий делами Совета министров М. Т. Помазнев в записках на имя Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева от 2 и 6 июля 1953 года, после ареста Берии, утверждал, что Берия игнорировал своих сопредседателей, самостоятельно определял повестку дня, активно влиял на принятие решений и т. д.[619] Несмотря на очевидное стремление Помазнева выслужиться, его информация, скорее всего, отражала реальное положение дел. В высших эшелонах власти существовала своя иерархия руководителей, основанная на стаже, прошлых заслугах, близости к вождю.

В целом, Маленков, Булганин, Хрущев и Берия составили ту группу лидеров, которые имели монопольный регулярный доступ к Сталину на закате его жизни. Фактически это была последняя руководящая группа, последняя сталинская «пятерка».

Члены «пятерки», хотя открыто не демонстрировали неповиновение Сталину, несомненно, имели свои личные скрытые стремления, а также общие интересы, диктуемые необходимостью политического и физического выживания при деградирующем вожде. С начала лета 1952 года, по словам помощника Маленкова Н. Д. Суханова, в Центральном комитете появилось ощущение, что Сталин уже не тот, и чувство растущего скептицизма по отношению к некоторым из его заявлений[620]. Н. А. Булганин, обращаясь к участникам пленума ЦК в июне 1953 года, утверждал: «[…] Еще при жизни товарища Сталина мы, члены Президиума ЦК, между собой, нечего греха таить, скажу прямо, говорили, что дело врачей — это липа […] Верно товарищи? […] Голоса из Президиума: Правильно»[621].