Холодный Огонь

Он был одет в отороченный мехом, вышитый тулуп, какие носили погонщики оленей с севера, а также светлый парик в стиле погонщиков. Рядом с ним лежал толстый рюкзак. Она задумалась, держал ли он этот рюкзак где-то наготове, или собрал его после того, как убил свою мать.

Он всё ещё носил перчатки из живого металла. Похоже, что он не мог заставить себя снять их раньше, чем было необходимо. Ему придётся скрыть их, чтобы бежать из Кугиско, но он будет ждать до последней минуты, прежде чем снимет их.

Она вздохнула. Он рывком обернулся, прикрыв глаза ладонью, чтобы увидеть что-то вне света фонаря.

— Даджа, ‑ прошептал он. ‑ Конечно. Конечно ты пришла. Огонь — твоя стихия.

Если уже приходилось говорить о глупостях с безумцем, то она предпочитала то пугало в чужом халате. Тот, по крайней мере, не был бессердечным.

— Ты не уйдёшь, Бэн, ‑ уведомила она его. ‑ Тебе надо свести счёты. Пришло время оплаты долгов.

— Так говорят жадные до денег Торговцы, ‑ презрительно парировал он. ‑ Ты выше этого.

— Я — Торговка, и горжусь этим, ‑ напомнила она ему. ‑ Мы знаем, что некоторые счета записаны кровью, и только кровью могут быть оплачены. У тебя остались неоплаченные долги крови.

— Я никому ничего не должен, ‑ огрызнулся он. ‑ Я оказал им услугу. Я работал до изнеможения, чтобы заставить их понять, насколько огонь опасен. Когда они были слишком глупы, чтобы усвоить это, я давал им уроки, которые не забываются. ‑ Он схватил свой рюкзак, и пробежал несколько шагов к каналу, балансируя на своих коньках. Даджа позволила ему добраться до льда. Она даже позволила ему закинуть рюкзак на плечи. Он был в трёх ярдах от неё, когда она послала жар в его коньки. Они мгновенно ушли в лёд на дюйм: Бэн растянулся на льду. Даджа пошла к нему, пытаясь не поскользнуться, когда лёд начал таять под её собственными босыми ногами.

Бэн лихорадочно поднялся на колени, и попытался встать. На этот раз она послала более сильную вспышку жара в металлические коньки, сваривая их друг с другом. Бэн упал. Когда он оттолкнулся руками от льда, чтобы посмотреть, что случилось, она дотянулась до силы в перчатках из живого металла, и рывком свела свои ладони вместе. Перчатки срослись, сковав руки Бэна от кончиков пальцев до локтей.

Он снова упал, затем перекатился на бок, уставившись на неё, пока она приближалась. Парик сбился с его головы: он подстриг свои рыжие локоны, чтобы тот лучше сидел.

— Даджа, пожалуйста, ‑ сказал Бэн. Он мертвенно побледнел, отбрасываемые громадным пожаром тени рябью ходили по его бедной коже. ‑ Ты не можешь это сделать. Мы же друзья.

На это ей сказать было нечего. Вместо этого она посмотрела на госпиталь — они были не так уж далеко от причала кухни. Там всё ещё были люди. Она вытащила своё зеркало, и влила в него достаточно жара, чтобы оно ярко засветилось. Подняв его, она отправила вспышку в толпу.

— Ты знаешь, что случится, если меня обвинят в поджигательстве? ‑ спросил он, будто думая, что она всё ещё может поверить в его невиновность. ‑ Знаешь? Они сожгут меня заживо.

Кто-то в толпе махнул над головой факелом, один раз, дважды. Даджа ответила двумя быстрыми вспышками зеркала. От причала отделились сани, и поехали в их сторону.

Даджа посмотрела на Бэна:

— Я знаю, что сожгут, ‑ сказала она ему. ‑ И я буду там, чтобы оплатить мой долг перед тобой.

Жители Кугиско ни минуты не теряли зря, предавая поджигателя суду — только не того, кто убил больше 150 человек и ранил ещё сотни. Через четыре недели после пожара в Госпитале Йоргири Даджа предстала перед тремя магистратами и набитым залом суда, чтобы рассказать о своей дружбе с Бэннатом Ладрадуном, начиная от их знакомства до их последней встречи на льду у Черномушной Топи. Она слушала слова Хэлуды о том, как та нашла чердачную мастерскую, где Бэн создавал свои устройства, и выслушала рассказы людей в госпитале, банях и Доме Джосарик.

Всё это время Бэн сидел в железной клетке, выстроенной для его защиты от мести пострадавших от его рук. Он сидел, уставившись пустым взглядом на свои ладони, ни разу не подняв ни на кого взгляд.

Никто не сомневался в том, какое решение вынесут магистраты, и они никого не удивили: казнь через сожжение. Наморнский закон гласил, что казнь преступника должна быть проведена на месте его самого значительного преступления. Лекари и руководство госпиталя отказали в разрешении: как верующие в Йоргири, они не могли разрешить убиение человека, пусть и санкционированное правительством, на земле, только недавно вновь посвящённой жизни. Бэнната Ладрадуна приговорили к смерти от сожжения за неделю до Долгой Ночи, у бань на Острове Эйрги.