Холодный огонь (СИ)

— Сэр, — в комнату сунулся полицейский, — прислали досье на Маккарти.

Комиссар взял неожиданно увесистую папку, и она раскрылась сама, там, где была вложена еще одна папка, потоньше. Бреннон прочел название и поднял глаза на супругу пристава Хьюза.

— Ваш домовладелец, мэм, двадцать восемь лет проработал врачом в муниципальной больнице для бедных. Думаю, он знал, с какой стороны засовывать щипцы.

Лонгсдейл выхватил у комиссара папку и принялся быстро листать. Миссис Хьюз всхлипнула, закрыла лицо передником и залилась слезами.

— Послушайте, — зашипел консультант, — здесь дело не в этом!

— А в чем?

— У нее самой девять детей! Она не стала бы делать аборты другим!

— Еще как стала бы. Чужие — это не свои. С год назад мы повесили одну дамочку, у которой было шестеро своих чад, однако она при этом восемь лет вычищала нежелательных детей.

— Но сами подумайте — жил бы Маккарти в одном доме с девятью детьми, если бы так их ненавидел? Его комнаты на втором этаже…

— Дело не в ненависти, — Бреннон забрал папку, — а в наживе. Сколько они вам платили, миссис Хьюз?

Плач женщины перешел в судорожные рыдания.

— Забирайте, — кивнул полицейским Бреннон. — И позовите кого–нибудь из соседок, пусть присмотрят за ее выводком, пока супруг не вернется.

— Нннееееет! — взвыла миссис Хьюз. — Нет, ради Бога! Я расскажу, только пожалуйста… Мои дети! Ох, Боже, Боже!..

— Я же говорю, чужих не жалко, — пожал плечами комиссар. — Только своих. И то не всегда. Отведите ее в какую–нибудь комнату и присматривайте, чтоб не сбежала.

Лонгсдейл сжал губы. Пес проследил за полицейскими, которые не столько вывели, сколько выволокли миссис Хьюз в соседнюю комнату.

— Вы что? — тихо спросил консультант. — Зачем вы так? Она никого не убивала.

— Вы идиот или у вас память, как у золотой рыбки? — процедил Бреннон. — Вы же сами сказали, что прошлой ночью тварь осталась голодной, а значит, сегодня после заката она снова выйдет на охоту. И у нас осталось восемь часов с чем–то, чтобы узнать, на кого она бросится в этот раз. У меня нет времени на сантименты и уговоры.

Соседней комнатой оказалась крохотная столовая. Миссис Хьюз сидела за столом, на самом краешке стула, комкала передник и шмыгала носом. Кто–то из полицейских пожертвовал ей свой носовой платок. Бреннон с громким хлопком бросил на стол папку, и жена пристава подскочила на стуле, будто ужаленная.

— Ну? — сухо спросил комиссар, нависая над ней. Он уперся одной рукой в спинку стула, другой — в стол, и женщина испуганно сжалась в комочек, отодвинулась от него как можно дальше.

— Я… я ее не знала… — пролепетала она и облизнула губы. — Мистер Маккарти привел ее к нам зимой, с улицы… Хотя она была не уличная, нет! Ну… Не из этих, падших… Наверное, — миссис Хьюз сглотнула. — Она была в таком сером платье, очень скромном, и старом пальто, и шали. Мистер Маккарти сказал, что у нее отошли воды прямо на улице… Я… я не знаю, зачем он ее привел… Зачем он ее привел! — с остервенением выкрикнула она.

— Она родила? — спросил комиссар. Миссис Хьюз кивнула и утерла глаза.

— Да. Мальчика. Я помогала. Мистер Маккарти сказал, что нужна акушерка и велел мне…

— Что с ними стало?

— Я не знаю. Следующим утром ее уже не было. Мистер Маккарти оббегал все соседние улицы, расспрашивал соседей, съездил во все приюты, о которых знал, спрашивал в больницах…

— Трогательная забота. Может, это был его ребенок? Или его родственница?

Миссис Хьюз вспыхнула:

— Как вы можете! Мистер Маккарти никогда бы не опустился до подобного! Он всегда был таким… таким… О Господи, Господи!

— Как она выглядела?

Жена пристава отвлеклась от начинающихся рыданий, поразмыслила и сказала:

— Высокая, светловолосая, с голубыми глазами. Очень молодая, но не наша, иностранка. Симпатичная, — не без зависти добавила она.

— Сможете описать ее внешность художнику?

— Э… д-да, — удивленно ответила миссис Хьюз.

— Отлично. Келли, пришли сюда Эдди. Пусть займется. Заодно прошурши все заявления о пропавших женщинах, может, среди них найдется какое–нибудь от мистера Маккарти. Ищи все, что было, за период… Гм… Когда он ее привел?

— Да разве я помню… Может, двадцать пятого… Или двадцать шестого октября…

— Ладно, Келли, ищи начиная с двадцатого.

— Дата важна, — неожиданно раздалось из–за спины комиссара. Бреннон обернулся. Лонгсдейл подпирал стену у двери. Пес сидел у его ног, а глаза консультанта мерцали в полумраке, как бледно–голубые огоньки. — Мне нужно знать точный день.

— Зачем?

Лонгсдейл подошел, доверительно склонился к миссис Хьюз и уставился ей в глаза.

— Вспомните, — мягко шепнул он. — какой был день? Что вы делали с утра?

— Какого черта вы делаете? — недовольно спросил комиссар. Его проигнорировали. Даже пес.

— День? — растерянно прошептала женщина, завороженно глядя в голубые глаза консультанта. — Какой день? Обычный…

Она как–то странно замерла на стуле, боком, словно хотела встать, но забыла, зачем.

— День, Нэнси, — повторил консультант и осторожно взял ее за руку. — Вздохните и вспомните день. Вы все помните, только вздохните.