Холодный путь к старости

Карета с грохотом опрокинулась на спуске, чемоданы выпали, Крысюков покатился по земле, но жив остался, хотя сильно побился. Глянул вверх – никого. Без промедления Крысюков устремился к карете, схватил чемодан с деньгами и быстрее – в лес, а там залег в кустах.

Только Крысюков спрятался, как показались полицейские. Они слетели вниз и притормозили возле опрокинутой кареты. Поохали, поахали и начали собирать разбросанное имущество и перетаскивать его в полицейские повозки. Поскольку мнимые Нелюбины не знали, сколько всего было чемоданов, то и не заметили пропажу, и оставались спокойны и довольны. Полицейские тоже не волновались: поискали следы зацепившего человека, но не найдя тела, подумали, что все обошлось…

Жена Крысюкова с любовником спокойно уехали бы в теплые края, если бы мимо случайно не проезжал истинный владелец этого имущества – сам Нелюбин. Он еще издали узнал свою карету, сделанную на заказ со специальной отделкой и символикой рода. Он подъехал к месту катастрофы, где полиция и жена Крысюкова с любовником все еще хлопотали вокруг вещей.

– Что это? Как это? – залопотал хозяин, подходя к карете.

– Ездить надо аккуратнее, – решил урезонить незнакомца полицейский. – Вот господа пострадали. Карета ихняя перевернулась.

– Это моя карета, – ответил Нелюбин…

Жену Крысюкова вместе с любовником арестовали под тихий смех мужа, спрятавшегося в кустах. Поглаживая дорогой чемодан, Крысюков радовался, и смех его напоминал писк крысы, которую дергают за хвост. Он дождался, когда все разъехались, и, наконец, открыл чемодан. Несмотря на то, что это было далеко не все, что Крысюков утащил у Нелюбина, денег вполне бы хватило на безбедную и даже разгульную жизнь. Но что делать дальше?

Крысюков решил не спешить, не рисковать: не тащить деньги с собой сразу. Вид его – весьма потрепанный костюм, лицо в кровоподтеках, ботинки, похожие на затасканные лапти – несомненно, внушил бы сильные опасения встречной полиции. Можно было не только лишиться всего, но и угодить в тюрьму. Он взял несколько мелких ассигнаций и закопал чемодан под заметным ссохшимся деревом, раздирая почву крышкой от карманных часов и пряжкой от ремня. Крысюков рассчитывал вернуться в город, где он так ловко угнал украденную карету, снять гостиницу, приодеться, купить новую повозку и вернуться за деньгами. Расчет оказался почти верным…

Сил у Крысюкова хватило только для того, чтобы ранним утром зайти в городок и упасть без сознания на мощеную булыжником мостовую, причем сильно ударившись головой…

Когда Крысюков вышел из больницы, то, как и было задумано, купил лошадей и поехал. Но чемодана не нашел. Забыл место… Начал искать, копал возле дороги, копал в лесу, копал до самой старости, пока не стал легендой тех мест. О нем говорили, как об уникуме, который увлекся здоровым образом жизни и ушел из города. О нем говорили, как о святом, принявшем на себя обет копания ям. О нем говорили, как о большом любителе природы. Но, в конце концов, от недюжинных стараний его хватил удар. Крысюков упал в недорытую яму. Его нашли и похоронили прямо в ней с большими почестями. На могилке поставили памятник с мемориальной надписью, на которой издалека отчетливо читалось только одно единственное слово, первое слово: «Святому…» А по прошествии времени оно одно единственное и осталось, остальное стерлось.

***

«И раньше ничем не лучше. Воры на Руси водились, видимо, всегда, – подумал Алик, закончив чтение. – Тринькин – тот же святой. Только современный. Казнокрады, воры – традиционно уважаемые персонажи. Ведь то, что они крадут, совсем не означает, что они плохие люди. Не убийцы же, не насильники. Тот же Семеныч любил стихи, помогал детским садам и мебелью, и оборудованием, охоту любил: если удавалось поймать живую белочку или другое мелкое зверье, так непременно ребятне относил. Про Тринькина – опять же – только хорошее. Душевный человек: как-то в нашей редакции на праздник анекдоты рассказывал, – заслушаешься. Хамовский тоже неплохой человек: и деньгами, и вниманием. Много их таких сытых добряков. Бюджет как прорва. А то, что с богатея какого деньги лишние возьмут, так большинство бедняки – им это для разговоров приятно. А Сидора чем плоха? Говорит складно, умна, деловита. Может, и не надо бороться…»

Терзали Алика сомнения, что спорить – терзали. Он и сам был не без греха. Конечно, росточком его грех был поменьше, но и возможностей у Алика было меньше. Как бы он сам поступил, будучи на руководящей денежной должности, этого Алик не знал, поэтому и сомневался…

ОШИБКА

«Рыба всегда думает, что это ее собственный выбор, когда бросается на наживку»