Холокост и православная церковь

Также проживавший в оккупированной Франции выдающийся русский религиозный философ Николай Александрович Бердяев (1874–1948) еще в конце 1930-х гг. подверг резкой критике антисемитизм, в том числе расовый антисемитизм нацистской Германии. В 1925—1930-е гг. он был одним из главных идеологов Русского студенческого христианского движения и редактором журнала «Путь», где в 1938 г. опубликовал свою известную статью «Христианство и антисемитизм»²³³.

В ней Н.А. Бердяев писал, что «еврейский вопрос есть испытание христианской совести и христианской духовной силы»²³⁴. В этих словах была выражена сложность взаимоотношений между иудаизмом и христианством, отношения христиан к еврейскому народу и боль за несправедливость и гонения евреев, осуществлявшиеся христианами, в том числе православными. Николай Александрович указывал на глубинную чуждость христианства всякому антисемитизму и отмечал, что в Германии он не случайно связан с антихристианством: «Поистине поразительно легкомыслие христиан, которые считают возможным быть антисемитами. Христианство по своим человеческим истокам есть религия еврейского типа, т. е. типа мессиански-пророческого… Должно быть признано явлением очень знаменательным, что германский антисемитизм превращается в антихристианство. На мир хлыну-

ла волна антисемитизма, которая грозит захлестнуть все новые и новые страны и которая опрокидывает гуманитарные теории XIX века. В Германии, Польше, Румынии, Венгрии антисемитизм торжествует…»²³⁵

Говоря о значении еврейского вопроса и роли этого народа в мировой цивилизации, философ отмечал: «.. еврейский вопрос не есть просто вопрос политический, экономический, правовой или культурный. Это вопрос несоизмеримо более глубокий, религиозный вопрос, затрагивающий судьбы человечества. Это ось, вокруг которой вращается религиозная история… Еврейский народ есть народ истории по преимуществу, он внес в историю человеческого сознания самую категорию исторического… Ни один народ в мире не пережил бы столь долгого рассеяния и, наверное, потерял бы свое лицо и растворился бы среди других народов. Но по неисповедимым путям Божьим народ этот должен сохраниться до конца времен»²³⁶.

Расизм в любой форме, и прежде всего нацистской, Н. А. Бердяев категорически отвергал, почеркивая в своей работе: «С христианской точки зрения расовый антисемитизм совершенно недопустим, он непримиримо сталкивается с христианским универсализмом. Гонения против католиков в Германии вызываются тем, что католичество универсалистично. Христианство провозгласило ту истину, что нет эллина и нет иудея. Оно обращено ко всему человечеству и ко всякому человеку, независимо от расы, национальности, класса и положения человека в обществе. Не только расовый антисемитизм, но и вообще расизм не выдерживает критики с трех точек зрения: с религиозной, моральной и научной. Он недопустим для христианина, который должен видеть в каждом человеке образ и подобие Божье. Не только расизм, но и национализм для христианской совести неприемлем. Но он неприемлем и для общечеловеческого и гуманитарного морального сознания. Расизм бесчеловечен, отрицает достоинство человека, отрицает ценность человеческой личности и допускает обращение с ней, как с врагом, подлежащим истреблению. Расизм есть самая грубая форма материализма, гораздо более грубая, чем материализм экономический. Расизм есть крайняя форма детерминизма и отрицания свободы духа… С расовой точки зрения еврею нет спасения, ему не поможет ни принятие христианства, ни даже усвоение себе национал-социалистического мировоззрения, над ним тяготеет фатум крови… Германский… расизм есть агрессивный, мирозавоевательный партикуляризм. Расизм сейчас означает дехристианизацию и дегуманизацию, возврат к варварству и язычеству»²³⁷.

В то же время отношение части евлогианских священнослужителей и мирян к иудаизму отличалось своеобразием, хотя они, несомненно, резко негативно оценивали нацистскую политику в отношении евреев в целом, а не только к принявшим христианство. Между тем некоторые из евлогиан, в том числе монахиня Мария (Кузьмина-Караваева, Скобцова), полагали, что в условиях небывалых ужасов мировой войны начинается неизбежная эпоха перехода евреев в христианство. Так мать Мария в 1941 г. писала: «Крест Голгофы лег на плечи всего Израиля. И этот голгофский Крест обязывает. Сейчас речь идет о небывалом и не могущем быть раньше — речь идет о христианской Церкви израильского народа, о свершении и исполнении времени»²³⁸. При этом диалогическое измерение открывалось исключительно в сфере духа, призыв обращался лишь к тем, кто готов был его услышать.