Гиттара потрясли эти слова. Он чувствовал, что глубоко задел Клотильду и, в то же время, то, что он смог это сделать, делало ее менее желанной. До сих пор он никогда не говорил так долго с мадам Пенне. Теперь у него было чувство, что он ошибся, что все его ожидания были фантазиями юноши, школьника, как он говорил. Во всяком случае, он любил ее не до такой степени, чтобы позволять обращаться с собой подобным образом. И чем больше он думал, тем менее понимал поведение этой женщины, с которой он всегда обращался как нельзя более корректно. Почему, тогда как раньше она, казалось, держала себя с большим почтением, что, кстати, было одной из причин его восхищения ею, почему она была сегодня столь неприятна и обращалась с ним, как с докучливым старым влюбленным господином?
Не от того ли, что сразу после ухода полковника, он произнес фразу, которая могла быть неправильно понята?
Мадам Пенне, однако, не любила своего мужа то такой степени, чтобы придавать значение столь безобидному намеку. "Нет, я ошибаюсь, – думал он. – Мое воображение заставляет меня подозревать массу несуществующих вещей. Клотильда очень любезна, и моей ошибкой было ожидать от нее невероятных приключений сразу, как я окажусь с ней наедине. Ничего не произошло, и оттого мне сразу же показалось, что несколько слов, которыми мы перемолвились, должны были содержать мир, который они не содержали".
Успокоенный этими размышлениями, Гиттар улыбнулся.
– Я неудачно выразился. Я хотел сказать, что если я и не поспешил составить компанию вашему мужу, то потому, что заключил с ваших слов, что он, вызывая меня, не особенно стремился в ту же секунду меня увидеть, но крики его должны были лишь напомнить о себе.
Эта фраза, размером своим не соответствовавшая содержанию, вызвала, в свою очередь, улыбку мадам Пенне.
– Ступайте, милый друг, не мучайтесь угрызениями. Я смогу побыть одна.
Затем, резко выпрямившись, она добавила:
– Но что это значит? Я очень не люблю эти закрытые совещания. Я не понимаю, для чего Раулю потребовалась такая конфиденциальность. Да, вот именно, идите за ним, и скажите, что я не хочу оставаться одна.
– Ну, вот и вы, наконец, – сказал мсье Пенне вошедшему в кабинет Гиттару.
В комнате было сумрачно. Поскольку домик был построен на предельно отлогом участке, из задних его окон виднелась лишь широкая полоса земли и скал. Кабинет полковника Пенне занимал первый этаж этой мрачной стороны. Никогда не проникало сюда солнце. Всю мебель, что было неожиданным, покрывал слой пыли. Следовало очень мало заботиться о комфорте, чтобы жить в подобной комнате.
Мсье Пенне, сидя за столом, загроможденном бумагами, бутылочками с китайской тушью, цветами, карандашами, предметами из кожи, среди которых были портупея и кобура револьвера, казалось, размышлял. На стенах висели предметы негритянского вооружения. Диван и пол, на восточный манер, устилали шкуры. Альбер Гиттар никогда не входил в подобного рода святилища и был удивлен. При виде его, мсье Пенне, в противоположность своему поведению в саду, поднялся и очень приветливо вышел навстречу своему гостю, уже приготовив руку обнять его за плечо.
– Я вас все жду.
– Извините меня, но ваша жена…
– Я знаю. Она не переносит одиночества. Ей всегда нужна компания, кто-нибудь, с кем она может поделиться всеми бреднями, которые приходят ей в голову. И если она останавливает свой выбор на вас, то будьте уверены, улизнуть непросто.
Ненависть, которую Гиттар питал к этому человеку, вместо того, чтобы усилиться, как этого можно было ожидать, улеглась. Полковник не был, в конце концов, так неприятен, как он думал, и Клотильда была права, что он выигрывает при ближайшем знакомстве.
– Мне хотелось поговорить с вами с глазу на глаз, – продолжил отставной полковник, – чтобы попросить вас об одной очень деликатной услуге. О! Только не бойтесь, речь не идет о чем-то серьезном. Моя жена рассказала мне, что вы ей говорили, на прошлой неделе, о своем желании совершить путешествие на Восток. Это правда?
При этих словах Гиттару пришлось взять себя в руки, чтобы не показать охватившего его смущения. Ему было досадно слышать из уст самого мужа слова, которые он говорил Клотильде с единственной целью той понравиться. Ему тут же захотелось принизить их важность.
– Я сказал это к слову. Это намерение, которое я питаю с самой юности, и мне было приятно знать, что кто-то, знающий эти загадочные края, испытывал похожее стремление.
Извиняясь таким образом, Гиттар сообразил, что его собеседник, должно быть, полагал, что ему лучше было справиться у него, что и было бы неглупо сделать в свое оправдание.
– К тому же, я очень рад, что вы напомнили мне об этом желании, потому что я как раз собирался с вами поговорить об этом…
– Видите ли, то, о чем я хочу вас попросить, настолько стесняет меня, что прежде чем сделать это, я хотел бы, чтобы вы мне ответили, решились ли вы поехать непременно, или это только желание, которое вы думаете исполнить лишь в том случае, если вам это позволят обстоятельства.