Холостяк для блондиночки

Спала Ксюша до позднего вечера. Облегчения сон не принес. Проснулась и поняла, что ее все еще морозит, а кожа горячая. Температура? Плохо. Еще хуже боль в голове и несвязные мысли. Вата в мозгах. В груди тоже не понятно что: от тоски до какой-то не понятной паники. Предчувствие или паранойя? Дикое желание бежать. Куда? Не важно. Подальше отсюда. От кого-то, с кем связана боль в ее душе, в ее теле. Как же его? Забыла… Кир? Точно, Кирилл… Перед глазами его полный ненависти взгляд… его руки сжимают горло, дышать не чем… Стоп! Это было… было недавно, не сейчас… дышать… ровно… никого нет… но вернется, поэтому бежать…

Девушка схватила сумку, бросила туда попавшиеся под руку вещи, много не надо, да и нету. Деньги? Денег не много. Карточка есть, там должно быть кое-что. Телефон? Да. Вдруг дядя позвонит. Все, надо спасать себя и еще кого-то… кого? Ладно, потом… все потом…

Вышла в холл, никого, спят уже что ли… ах не важно. На улицу. Теперь куда? Банкомат бы найти. Денег снять. И какое-нибудь жилье…

Банкомат нашла. Но он почему-то денег не выдает. Баланс? О, тут не мало. Попробуем с карточки рассчитаться. Еще бы купить что-нибудь от температуры. Парацетамол. Обычный.

Зашла в аптеку. Проблема, испанский она не знает. Парацетамол здесь не знают - русский препарат. Откуда-то из подсознания выплыло Ацетаминофен. Будем надеяться, что оно.

Теперь жилье. Спросила у фармацевта по-английски. Та поняла «отель» и «маленький». Указала примерно дорогу. Надо же, нашла. Служащий знал английский лучше аптекарши, поэтому сразу выдал ключи от номера, взяв плату за три дня вперед. С карточки, кстати, получилось рассчитаться.

Теперь в кроватку. Таблетку выпить не забыть. У вас есть одеяло дополнительное? Зачем? Да я это, из России. Раша? Тогда понятно, ну-ну.

Одеяло заполучила и ладно. Две таблетки и спать.

Утро. Рядом, как любят выражаться соотечественники, белый друг. Тошнит и тошнит. Сил нет даже в кровать вернуться. Наконец ничего не осталось. Доползла до одеял. Лекарство бы выпить, да страшно, что придется обратно ползти. Боже, как плохо. Одеяльца мои тепленькие, мягонькие. Спать.

Туман, то горячий, то холодный. Грохот какой-то. Затих. Дребезжит что-то рядом бззз бзззз…

Море, нежное и ласковое. Не море… его глаза. Самые любимые, потому что такие есть у ее любимых … у Данечки и… кстати о Данечке… надо позвонить… где-то был телефон.

Бззз задребезжал прямо в руках. «Дядя Витя». Так, прием.

- Да. – Ох и голос, у Шарапова и то мягче.

- Ксюша! Боже, Ксюша! Ты где, солнышко?

- Я? Где я? Не знаю… где-то тут… Дядь Вить, как там Даня?

- Ксюша! Девочка моя, тише, расскажи мне, где ты. Что с тобой? – голос спокойный, даже чересчур. – Вспомни, пожалуйста. Что за место? Данечка хочет к тебе.

- Нет, дядь Вить, я, кажется, болею, не надо Даню, заразится. Мне плохо…

- Ксюша! Ксюша, не ложи трубку. Хорошо, Даню не привезу, давай хоть лекарства привезу. Там есть окно? Выгляни в окно, что видишь?

Ксюша добралась до окна. И что тут? Дом напротив. Что написано? Буквы какие-то на не понятном языке. Прочитала по одной. Дядя сказал, что скоро приедет. Это хорошо, потому что ей опять плохо. Передвижение к окну отняло немало сил. Спать, только холодно здесь. Где же эти одеялки? Нашла, все, спать.

Да кому же неймется? Зачем так долбиться? Люди спят, а они… бабах… дверь с грохотом вылетает…

В комнату влетает он… тот, кого она любит? Или кого боится? Глаза как море… любит больше, чем боится. Стоит и смотрит. Смотрит, смотрит. Как будто не узнает. А в глазах шторм… прям такой настоящий, дикий, необузданный…

Наконец приходит в движение… двигается медленно, как-то даже слишком…

- Оксаночка, девочка моя, что с тобой? Тебе плохо?

Так стало жалко себя, всхлипнула, в глаза слезы набежали. Кивнула. Подошел ближе, обнял. Как же хорошо стало, и руки у него теплые. Стало сразу тепло, лучше всяких одеял... кажется, даже трясти перестало. Отодвинулся. Нет! Вцепилась руками.

- Не уходи, пожалуйста, так плохо.

- Я здесь, Оксаночка, я здесь. Сейчас мы поедем в больницу, врачи тебя посмотрят. Лекарство дадут. Хорошо?

Закивала. Лекарства это хорошо. Только не уходи. Но он здесь. Берет ее на руки, укрывает одеялом. Прижимает к себе крепко, хорошо.

- Тише, моя хорошая, тише, теперь все будет хорошо, я с тобой. Ох и напугала ты нас… - бормочет еще что-то, слушать не хочется. То есть слышать его голос хочется, а думать нет. Пусть говорит, пусть прижимает ее к себе, пусть целует волосы. Пусть делает все, что хочет, лишь бы был рядом.

Глава 30

Кирилл сел в машину, судорожно сжимая свою ношу. Все еще не мог поверить, что нашли. Живую. Притихла в его руках, и вроде даже трясти стало поменьше. Лоб горячущий. Температура явно предельно завышена. Что ж с тобой случилось, солнышко? Опять пальцы сжимают его футболку, уже который раз, словно в попытке удержать. Он и сам никуда не отпустит.