Холостой прогон

Мягкие пастельные тона стен. Не слишком удобная на вид, но в высшей степени функциональная мебель, обеспечивающая полный комфорт. Картины на стенах, в большинстве своем кисти наиболее модных художников. И царящая в приемной сногсшибательная мисс Глория Чард, средоточие всего того, чем только может пленить женщина.

В тот день, когда всё началось, Лидия находилась в кабинете Квайста. Компанию ей составляли Констанция Пармаль, секретарша Джулиана, и Мэрилин Мартин, известный художник-модельер, конструктор женских платьев. Квайст, в бледно-голубом костюме из тонкого полотна и желтой трикотажной рубашке со стоячим воротничком, сидел за рабочим столом, откинувшись на спинку кресла, и курил одну из своих длинных тонких сигар. Глаза его были полуприкрыты; к тому, о чем говорили женщины, он прислушивался лишь краем уха.

Главное, рядом была Лидия, его Лидия, темноволосая, страстная и соблазнительная, похожая больше на высококлассную фотомодель, чем на одного из самых блестящих исследователей фирмы.

На втором этаже занимаемых им апартаментов находилась комната, принадлежащая девушке. Комната была обставлена скромно: платяной шкаф, трюмо, туалетный столик с косметикой. В углу стояло бюро. Кровати в комнате не было. Единственная кровать, зато поистине королевских размеров, находилась в спальне Квайста. Квартира Лидии располагалась всего в двух кварталах от Центрального вокзала, но бывала она там редко.

Мисс Пармаль была стройной рыжеволосой девушкой с прекрасной фигурой и ногами, оправдывавшими мини-юбку. На окружающий мир секретарша Квайста взирала с замечательным пренебрежением сквозь дымчатые очки в старомодной оправе.

Мэрилин Мартин также представляла собой весьма колоритную личность. Пятидесяти пяти лет, хотя на вид ей трудно было дать больше сорока пяти, одета по последней моде, и каждый день — новый цвет волос, благодаря обширной коллекции элегантнейших париков.

К числу её отличительных черт относились также острый язык, едкий, скептический ум и хрипловатый голос — слишком много сигарет, слишком много мартини.

— Я помню «Последнее танго» почти наизусть, — говорила Мэрилин, — я смотрела его много раз и в результате стала неисправимо романтичной. Я люблю, когда мужчины дарят мне цветы; мне нравится, когда они распахивают передо мной дверь, подают мне пальто или помогают подняться из кресла. И я люблю, когда мне льстят, если это делается изящно и со вкусом.

Типично женская болтовня. Она может раздражать, как жужжание мух, думал Квайст, а может казаться милым, хотя и бессмысленным щебетанием — если вы привязаны к тем, кто производит весь этот шум. Наверное, к старости я сделаюсь закоренелым женоненавистником, решил он.

— Я устала от современной молодежи! — продолжала тем временем Мэрилин. — На мой взгляд, обаяние и шарм могут быть лишь результатом жизненного опыта. А то, что вытворяют теперешние молодые люди, сексуальная революция и всё такое прочее — результат недосмотра со стороны моего поколения. В нынешнем образе жизни нет ничего привлекательного.

Я знаю, я не ложусь, пока не кончатся передачи ночного канала, и с уверенностью могу сказать: светскость женщине придает не только одежда. Нужно иметь соответствующую фигуру, прическу и определенную жизненную философию!

— Сейчас вы цитируете другую Мэрилин, — заметила Лидия. — Правда, у той имя пишется через «е», Мерилин Бендер, которая сочиняет для «Нью-Йорк таймс» статейки про жизнь замечательных людей.

— Хорошую мысль и позаимствовать не грех, лишь бы к месту, — отмахнулась Мэрилин. — Так вот, в шестидесятых годах мода перестала быть чем-то легкомысленным, чисто внешним. Она превратилась в орудие преуспевания, стала частью образа жизни, неким символом. Теперь одежду шьют не для того, чтобы уберечь людей от сырости или холода, а для того, чтобы сделать их сексуально привлекательными.

— Опять цитата, — вставила Лидия.

— Ну и пусть, — жизнерадостно сказала Мэрилин.

— Не для того же вы сюда пришли, чтобы прочесть нам лекцию, дорогая, — вмешался в разговор Квайст.

— Конечно нет, — тут же ответила Мэрилин. — Я пришла вас нанять. Работа как раз по вашей части. Я задумала целую серию новых моделей для тех, кому за тридцать. Но чтобы заставить людей покупать вещи далеко не первой необходимости, нужны кумиры, вокруг которых легко создать романтический ореол. На роль таких идолов лучше всего подходят особы с высоким общественным положением, которым стремились бы подражать тысячи и тысячи женщин. Вспомните Жаклин Кеннеди в шестидесятых. Создайте для меня подлинную богиню стиля и моды, Джулиан!

— Необходимые качества? — поинтересовался Квайст.

— Красота, богатство, высокий социальный статус. Очень важно, чтобы она занималась благотворительностью, бывала в местах, которые обычные женщины привыкли считать шикарными и романтичными: Акапулько, Лас-Вегас, театральные премьеры на Бродвее и тому подобное. Яркая индивидуальность — и никакого снобизма. Недосягаемая, и всё же — совсем рядом.

— Предлагаю Лидию, — сказал Квайст, глядя на темноволосую девушку.