Холст

– Чувство слежки мне знакомо. Поначалу, мне казалось, что друзья или знакомые каждого, кого я посадил, следят за мной. То еще чувство, – прокурор глубоко вздохнул, – знаешь, потом это чувство притупилось, пока вообще не испарилось. Знаешь, в чем секрет? Я не дал этому навязчивому заразное чувству преследования перерасти в привычку. Ведь когда какие-то совершаемые поступки или мысли перерастут в привычку, считай, что твоя песенка спета, ты уже не способен руководить своими действиями. Собственно, да ты и сам, – Мансур окинул задумчивым взглядом, идущую по дорожке, компанию громко смеющихся молодых людей, – да ты и сам, собственно. уже себе не принадлежишь. Я повидал многих оступившихся людей на своем веку. Точно знаю, что обратный путь ой какой тернистый.

Вдруг резко поднялся задорный визг детей. Все как один кричали «смотрите, смотрите». К вольеру с сурикатами сбежалась толпа со всей округи, словно рой пчел сменил направление. На громкие восклицания столпившихся людей обернулась даже та самая громкая компания молодых людей, которых прощупывал взглядом Мансур. Внезапно врожденное любопытство заставило их вернуться, хотя к этому моменту они успели уйти уже достаточно далеко. Но даже их молодая удаль, та скорость, с которой они преодолели пройденное расстояние, не смогли обеспечить им лучшие места для просмотра. Им пришлось довольствоваться крайними местами. Каждый их них пытался подпрыгнуть выше, дабы увидеть происходящее в вольере через спины впереди стоящих людей. У самого прыткого даже получилось.

Опустел рядом стоящий вольер с лениво распластавшимися на ветках енотами. Грациозный дальневосточный леопард перестал гордо прогуливаться по вольеру. Он улегся на пригорок и смачно зевнул, широко раскрыв свою опасную пасть. Даже выдра вынырнула из своего искусственного озера и теперь греется в лучах июльского солнца.

Азалия рванула ближе к вольеру, не отпуская руку отца. Получившийся резкий толчок вывел Мансура из задумчивого состояния. Поначалу он не понял, что с ним происходит, пока не увидел, как его дочь пытается втиснуться между людьми. Сергею, который все это время внимательно слушал жизненный опыт Мансура, потребовалось немного больше времени, чтобы вернуться из своих мыслей в мир людей.

– Мансур, закиньте ее себе на плечи. Не дай бог, затопчут, – с чувством страха попросил Сергей. Он тоже заметил старания девочки быть ближе к вольеру, на фоне взрослых дяденек и тетенек.

На авансцене семья сурикатов давала представление. Именно в этой части вольера, которая просматривается с трех сторон, начались одновременно две тактические сусликовые операции. Смена караула и наблюдение за побегом врага. На краю бревна, которое уже много лет стоит под углом на своем привычном месте, на задних лапах стоит мохнатый часовой со сложенными передними лапками на животе, словно приготовился сыграть на фортепьяно. Он, то выпрямится во весь рост, то слегка присядет, опираясь на свой хвост, высматривает возможную опасность. Ни на долю секунды его мохнатая и усатая мордочка не останавливалась. Опасность, как мы знаем из жизни, может прийти с любой стороны. По ведомому только их семейству графику, к нему подбежали по бревну два собрата. Вся троица встала на задние лапки, сложила передние лапки на животики и небольшое время всматривались в разные стороны. Тот сурикат, который до этого стоял один, уступил свое место одному из вновь прибывших. После, он еще раз внимательно осмотрелся по сторонам и последовал вниз, вдоль ствола. За ним спустился другой сурикат, на армейском жаргоне его должность звучала бы как разводящий. Вдруг на желтом, мелкозернистом песке в дальнем углу вольера появилась тень. Именно с этого момента начался ажиотаж со словами «смотрите, смотрите». Как известно, любопытство заразно. Из-за макушек деревьев, в ясно голубом небосводе появился орел. Во всяком случае, по закругленному клюву и широкому размаху крыльев птица была похожа на него.