Холст

Фильмы он не смотрит, но примерно полчаса слушает голоса и всякие иные звуки из-за перекошенной двери – ее чуть не сорвали с петель зрители, ломанувшиеся на какую-то залетную звезду, – у плотника запой, все никак не починит, вот Охлопков и знает многие реплики наизусть:

“Кстати, господин советник, я хотел бы получить с вас плату за сегодняшний визит”. – “Хорошо. Сколько?” – “Пятьдесят рё”.

Иногда Охлопкову кажется, что врач попросил на этот раз шестьдесят.

Но он ослышался. Врач с красной бородой – отпирая двери в иной мир, мир рублей и современных советских поликлиник, Охлопков его видел – просит всегда пятьдесят. И с пафосом чуть позже заявляет: “Грязь и деньги накапливаются только в нечистых местах!”

– Эй, Ясумото, ты когда-либо бывал в подобных местах?

– Видите ли… Когда я жил в Нагасаки… Как вам сказать… Я три раза ходил.

– Как врач или как клиент?

– Меня затащили туда повеселиться друзья-студенты… Ну, конечно, у меня там ничего не было…

– Вот как?

– У меня в Эдо была девушка.

Интересно, как это все воспринимает киномеханик?

– Этот шарлатан хочет забрать девчонку…

– Ну вот еще!.. Какого черта ты заявляешься на этот остров…

– Я врач и буду…

– Мы тебя калекой сделаем!

Проходит ночь. Наступает день. Охлопков отсыпается; умывшись, бредет завтракать – или обедать уже? Ну да, вот хлопает дверь, и появляется долговязый подросток – Вик пришел из школы. Он приветствует брата, наскоро переодевается, моет руки и усаживается перед Охлопковым, схватив кусок булки, сыр, – и, жуя, спрашивает, не согласится ли он принять на себя – о, само собой, в будущем, в будущем, но, наверное, и не таком уж далеком, – ну, прямо скажем, лавры? Какие лавры…

Вик? Что-то вроде лавров Энди Уорхола. Виталик быстро и лукаво взглядывает на брата: что, мол, потрафил я тебе? Ты думаешь, я в восторге от этого бульонщика? – спрашивает Охлопков, намазывая масло на хлеб. Вик растерянно моргает, перестает жевать. Почему бульонщик?

Ну, он прославился, рисуя “Суп Кэмпбелла”. Всякую муру: туфельки, доллары, сибирского тигра – как будто еще один дензнак, Мао – серию одного и того же портрета – или аварию с фотографической точностью.

Да он не художник, Вик, так, ловкий комбинатор, фотограф скорее.

Почему же, спросил Вик, почему… ну, шум? восторги? Охлопков засмеялся. Такое время, дружище. Время шутих. Э, в смысле? – не понял Вик. Ну, шутиха – петарда. А-а. Виталик подумал и сказал: но лучше уж банку с супом нарисовать, чем розовые сопли по голубой стене. Это ты имеешь в виду абстракционизм? Да как раз нет, ответил

Вик. Всю эту бодягу, ну, реалистический сициализм. Охлопков усмехнулся: по-твоему, капиталистический реализм лучше? Конечно, тут же ответил Вик, интереснее, потому что откровенно все. Сравни хотя бы музыку, в твоей области я не рублю… Ну а об Энди Уорхоле знаешь. Вик скромно потупился. Кстати, вспомнил он, а специальность у него была – учитель рисования! Что ж, это вселяет надежды в учителей рисования. Только я-то не учитель, просто сторож, и это мне нравится. Энди тоже не работал ни дня по специальности, заметил Вик, а ушел в рекламу и начал зарабатывать кучи денег. Вик! что тебе надо? не тяни резину. Да ничего, ответил Вик, выпивая кефир, вытирая молочные губы. Когда ребята узнали, что ты служишь в “Партизанском”, набросились на меня: это же настоящий зал, там акустика не то что в подвале, пора выползать, а то мы, как катакомбные христиане, придавлены, всего шугаемся, не чувствуем звука. А, вот оно что, ну так с этого бы и начинал. Зачем-то приплел Уорхола. Вик потупился и пробурчал: Уорхол опекал “Вельвет Андеграунд”. Это кто? что?

“Вельвет Андеграунд”. Я же давал тебе слушать! А?.. извини, не помню, я их плохо различаю, ну, кроме “Битлов”, Джо Дассена… Вик скривился и чуть не плюнул в стакан. Ладно, ладно, примирительно сказал Охлопков, не злись, но все это в самом деле… мудрено. А, кажется, что-то припоминаю. Это такой у них междусобойчик… ну, то есть как бы, э-э… камерное. Ничего блатного! Да я о звучании, ну, не такое широкое, мощное, как у “Роллингов”. Да твои “Роллинги” говно, и Джаггер педик! И “Битлы” – сырки в шоколаде! Охлопков поднял руки. Я не спорю, Вик. Я тебе полностью доверяю, твоему чутью. “Междусобойчик”, “камерное”, с гадливостью повторял Вик, да без них весь этот рок-н-ролл сраный и яйца выеденного не стоит.

Согласен. И когда же вас ждать? Вик, забывшийся в раже, немного растерялся, замолчал, потом улыбнулся, вспомнив, с чего начал. С субботы на воскресенье можно? чтобы утром не надо в школу. Идет, сказал Охлопков. А родители? Ну, нашим скажем, что я играю у тебя – там же в фойе игровые автоматы. А остальные тоже что-нибудь наврут, это уже не твои заботы, сказал повеселевший Вик. Ты будешь нашим первым слушателем!

Проходит день. Вечером Охлопков идет прогуляться; печальные улицы в лужах, угрюмые дома снова наводят его на мысль о загадке осени. Он долго идет.