Хомодром: политические бега

- Правильно, да! – обрадовался Нгуту, и повернулся к Флер. – Можно просить один маленький дело? Очень надо помогать.

- Что случилось? – спросила меганезийка.

- Я немного побить моя женщина. Она обижаться.

Флер вздохнула и побарабанила пальцами по колену.

- Опять? О, Мауи и Пеле, держащие мир! Ты же взрослый, умный парень!

- Я приходить с работа, хотеть кушать, а нет, - объяснил он.

- Слушай сюда! – объявила Флер, - Если твоя женщина не приготовила тебе обед, то возможны три варианта. Или она тоже работала и не успела. Или она устала, легла отдохнуть и, опять-таки не успела. Или ты с ней не внимателен, и она не захотела. В любом варианте, ты сам виноват. Ты согласен?

- У-у… - растерянно ответил он.

- …В таком случае, - продолжала она, - попытка силового решения проблемы была ошибкой с твоей стороны. Тебе надо подарить ей подарок, чтобы она поняла, что ты понял. Но, чтобы она вообще стала с тобой разговаривать после такого ошибочного действия, придется применить магию. Встань и повернись пузом к солнцу…

Молодой банту выпрямился и развернулся лицом к западу, где солнечный диск уже приближался к линии прибоя на дальнем краю пляжа. Флер порылась в валяющейся рядом с ней на песке рабочей сумке, нашла там ядовито-зеленый люминесцентный маркер, подошла к парню и, подумав немного, начала рисовать на его коже.

Примерно через пять минут на груди и животе Нгуту красовалась композиция из огромного цветка подсолнечника с трогательным смайликом в центре, и силуэта несколько сонной кошки, прижавшейся к стеблю, обхватив его лапкой.

- Вот так! – заключила она, - После заката, но не раньше, иди к своей женщине. Она увидит эту светящуюся картинку, ей станет весело, а дальше как-нибудь постарайся создать ей совсем хорошее настроение. Это понятно?.. Ага. Вижу, что, понятно. И не забудь подарить ей подарок. Завтра же! Такое условие магии. Это тоже понятно?

- Ага! Maururoa, Флер! Я идти, ждать закат. Да!

Флер проводила взглядом быстро удаляющегося парня и фыркнула.

- Обормот! Прикинь, Ежик, он старше тебя, а таких простых вещей не знает.

- По ходу, он в школе не учился, вот и не знает, - ответил Оскэ, - Не он один, как ты, наверное, уже заметила... А что была за тема?… Вспомнил. Доми рассказывала про плантаторов-рабовладельцев. Но я так и не понял, как эта проблема касается меня.

- Никак, - ответила француженка, - Я зря перенесла сюда этот европейский штамп.

Оскэ махнул рукой, улыбнулся и вытащил из пачки сигарету и посоветовал:

- Не морочь себе голову, Доми. Просто у нас другая культура... Гастон, ты так и не ответил: есть ли претензии к работе моих негров?

- Претензий нет, но есть беспокойство. Они работают, не зная элементарных вещей. Просто копируют действия, которые ты, или еще кто-то из спецов, им показал. Как обезьяны, прошу прощения за неполиткорректную аналогию.

- Насрать на политкорректность, - сказала Флер, - и, по ходу, слово «как» - лишнее. Человек - это один из видов обезьян. Биологический факт. И человек, как и любая обезьяна, учится что-либо делать, в основном, путем подражания и фиксации тех коротких пояснений, которыми сопровождается работа в присутствии ученика. Это социально-психологический факт. В европейских школах 12 тысяч учебных часов в течение дюжины лет учебы, только 2 тысячи часов тратится на обучение чему-то, потенциально полезному для личной практики, включая работу. Остальные 10 тысяч часов - промывание мозгов. Это политический факт. В личной практической жизни европеец использует меньше четверти полученных в школе потенциально-полезных знаний. Это статистический факт. В остатке: 500 часов полезной информации. Это соответствует 85 учебным дням. У Эсао и Стэли по 100 учебных дней. Более, чем достаточно, чтобы работать квалифицированным оператором. Это я, как бы, вернула разговор к исходной проблеме…

Гастон задумчиво помассировал виски кончиками пальцев.

- Ты так же категорична, как твоя младшая сестра. Наверное, это у вас в генах.

- Если я в чем-то не права, то опровергни по существу, - предложила Флер.

- По существу, - сказал он, - твоя позиция базируется не на логике, а на априорном отрицании ценности классической европейской культуры, и я сейчас попробую это доказать.

- Решаемая задача, - весело предположил Оскэ, - Наука в университетах Франции началась с поиска доказательства, что у мухи восемь ног. Говорят, все началось с неправильного перевода Аристотеля, а Аристотель ведь не мог ошибаться.

- Это входило в курс софистики, - ответил Гастон, - а я сейчас говорю о корректном доказательстве, без трюков с компонентами силлогизмов.

- Мы превращаемся в одно большое ухо, - сказала Флер.