Хомут на лебединую шею

– Ой, вы знаете, дамам такие вопросы не принято задавать, – заюлила Гутя.

– Понятно. Скорее всего такой возраст свахе называть женихам уже не принято. Ну ладно, спасибо на добром слове, пойду я, – поднялся старик.

Гутя вцепилась в него руками и силой усадила обратно:

– Да вы что?! Кто так женится?! Вы должны хотя бы встретиться! Уверяю вас, это совершенно замечательная женщина. Вы ее только увидите, поговорите – и все. Ваше сердце будет принадлежать только ей!

– А я не собираюсь с ней встречаться. Мне самому жить негде, вот так же мой сын с невесткой ищут мне жен, чтобы с жилплощади спихнуть! Не собираюсь никуда спихиваться!

– Вот и славно! – обрадовалась Гутя. – А вместе с женой у вас еще лучше это получится! И потом, ну разве вам не хочется, чтобы вас кто-то понимал, жалел, уважал, наконец? Наши дети порой не всегда уделяют нам должное внимание. Не выслушают, не просто поболтают, никогда ничего не расскажут! А жена – это же такие благодарные уши! Я понимаю, вас, мужиков, почему-то всегда тянет на молоденьких. Но разве молодая жена сможет оценить вас по-настоящему. Опять же здоровье! О нем уже нельзя забывать. А тут – главврач, совсем бесплатный и всегда под рукой! По-моему, вы зря ерепенитесь. Платите вступительный взнос, и я вам устрою романтическое свидание.

Старик опешил от такого напора.

– Но я не собирался…

– Пока вы соберетесь, бабушка может не дождаться счастья. Давайте, говорите ваши данные. Паспорт у вас с собой?

Точно в тумане пожилой мужчина достал документы и передал их Гуте. Сваха все подробно выписала, взяла чисто символическую сумму денег и приятно порадовала старика:

– Завтра у вас свидание в семь, вы идете на спектакль «Веселая вдова». Я еще сегодня вам перезвоню.

Старик еще немного потоптался и величаво удалился. Гутя же улеглась на кровать, заложила руки за голову и принялась размышлять. Совсем скоро раздалось ее мерное посапывание, но Аллочка еще долго старалась не заглядывать в комнату, чтобы не мешать сестре думать.

Фома сидел в машине и, не переставая, зевал. Вот ведь интересно: стоит только организму узнать, что хозяин в отпуске, как он тут же начинает требовать заслуженного сна. Или хотя бы отдыха на диване. Так ведь нет, хозяин мчится куда-то к черту на кулички! К Матрениной Любови Сергеевне. Как там она писала в объявлении? «Молодая женщина разожжет страсть у мужчины с хорошей зарплатой и с серьезными намерениями». Да уж, будь Фома трижды не женат и даже беден, как церковная мышь, он бы ни за что не клюнул на подобное обещание.

– Какая там страсть, не верю! Небось одни деньги на уме…

Вообще если честно, то Фому сейчас куда больше беспокоила его собственная жена, нежели все невесты Псова, вместе взятые. С Варькой вот уже который день творится что-то непонятное. Конечно, теща шепнула ему на ушко кое-какую свою догадку, но в это как-то не верилось. Фома еще немного подумал и решился на отчаянный шаг – развернул машину и помчался в большой цветочный магазин. Только там можно было приобрести обычную герань за бешеные деньги. Но именно там Варька однажды видела потрясающе крохотное деревце. Маленькое растение в пепельнице привело Варвару в такой восторг, что она долго не могла оторвать от него глаз и даже решила вырастить дома такое же. Называлось это великолепие бонсаи, и, конечно, жене нестерпимо захотелось его купить, но попросить Фому не решалась. Стоило это чудо, как три больших сосны, но сейчас даже цена Фому не останавливала: Варьке было не по себе, и муж должен был показать, как тонко он ее чувствует. Пусть порадуется. Фома подъехал к магазину и выложил продавцу половину отпускных. Хозяин магазина упаковал деревце в бумажный пакет, и счастливый покупатель с улыбкой представил себе, как будет сегодня прыгать вокруг него Варька.

Вскоре его машина подкатила к дому той женщины, что в свое время предлагала страсть состоятельным мужчинам, к которым примкнул и бессовестный Псов. Ведь, насколько Неверовы успели узнать, состоятельным Назара Альбертовича назвать было никак нельзя…

– Только деньги на уме у этих легкомысленных особ, – ворчал Фома, поднимаясь на этаж к Матрениной Любови Сергеевне.

Едва Фома нажал на звонок, как дверь с шумом распахнулась и на площадку высыпала целая стайка детишек в ассортименте.

– Видать, ошибся, не только деньги, – буркнул себе под нос Фома, а у детей спросил: – Вашу маму как зовут, ребятки?

– Мама Люба, – быстро ответила девчушка лет шести.

– Замечательно, а где я могу ее увидеть?

– А она в магазин пошла, скоро придет, – дружно защебетали дети. – Если вам хочется, вы можете подождать…

– Мама обещала скоро прийти?

– Ага, минут через двадцать, – сообщила высокая девочка.

Фома думал недолго. Он пообещал еще зайти и быстро сбежал со ступенек.

Он пока еще не подумал, что ему такое сказать, чтобы Матренина распахнула перед ним душу. Сейчас как раз подвернулся случай, чтобы наладить контакт, ведь ничто так не трогает сердце матери, как внимание к ее детям. Поэтому минут через двадцать Фома уже поднимался на знакомый этаж с увесистым тортом в руках.