Хоп-хоп, улитка

Я была страшно довольна собой все это время: не обгорела, похудела слегка, вид свежий. Но, на свою беду, попросила мужа щелкнуть «как у меня сзади» и посмотрела картинку. Лучше бы этого не делала. На задних ножках, оказывается, осталось такое количество целлюлита, что хватило бы на весь батальон «Белые колготки». Тем пляжным подросткам, которых ловила на сиськи и выпускала обратно в море, потому что солдат ребенка не обидит, надо было ноги целовать за то, что они видели весь этот ужас и не бежали спасаться, а, напротив, мужественно шли знакомиться. Несчастные голодные дети Украины.

Есть какая-то особая солдатская романтика в том, что вот он муж, близкий человек. Всегда знаешь, что кто-то тебя ждет. Возвращаешься за полночь, а он стоит у порога с кошкой на руках, смотрит в темноту, переживает. Сольет из бутылки нагретой солнцем и не остывшей к вечеру воды — помыться, ужином покормит, уложит в постель и сделает то, что должен, а не то, что хочет. Утром увидит неприбранную и скажет: «Обалдеть, как ты пахнешь». И так, по мелочи, воды подать, сумку донести, денег отсыпать. Неделю-другую спокойно-спокойно, а потом задумываться начинаешь, в окно смотреть, тосковать. Он все поймет, вздохнет тяжело и скажет: «Ладно, чего уж там. Иди. Только поздно не возвращайся», отвернется и отойдет к печи. [4]И ты, счастливая, схватишь мобильник, ткнешься на бегу губами в шею и за порог, к девкам…

Порой хочется, чтобы кто-то сверху тронул меня и сказал: «Хоп-хоп, улитка». Причем не та, которая по склону Фудзи, а вот какая, крымская.

Иногда мы не ходили на пляж, а спускались с горы в Балаклаву и проводили в ней целый день. Покупали всякий мусор в промтоварных магазинах, убеждая друг друга, что нам совершенно необходима наволочка 30 на 30 см, красная пластиковая лейка и блокнот с дельфином — во-первых, в Москве такого не найдешь, а во-вторых, дешево. Обедали в столовой для докеров, сохранившей, как нам казалось, советские цены и советское качество пищи — на самом деле цены год от года росли, а качество ухудшалось, но на стенах оставалась жизнеутверждающая мозаика тех времен, о которых мы немного скучали. Ужинали рыбой на набережной и запивали белым вином с водой. А потом лезли в гору, и легкое облачное опьянение помогало подниматься и защищало от жары. Примерно к семи вечера проходили половину пути и останавливались отдохнуть у небольшого мемориала. Довольно странное место, уже за городом — памятник погибшим, окруженный деревьями, железной оградой и невысоким каменным парапетом. Я садилась на теплые белые плиты, а муж мой снимал рюкзак, потную майку и отходил в дальние кусты понятно зачем.

Жара уже спадает, и мое платье высыхает на вечернем ветру. Я думаю о том, как сейчас пойдем дальше, минуем виноградник, залает сторожевая кавказская овчарка, и муж отодвинет меня за спину, и объездчики вылезут из своего шалаша, станут молча рассматривать нас, пока не скажем им «добрый вечер». Поднимемся в дом, расстелем постель, зажжем свечу, потому что солнце в горах в конце августа садится около восьми вечера. Муж сделает чай, я выпью немного теплого красного портвейна, и мы поговорим о планах на завтра. Позже будет секс, и я не знаю, как об этом сказать — «супружеский, но хороший» или «хороший, но супружеский», а потом я немного подумаю о крысе, которая живет под полом, и засну. Примерно это я представляю, сидя на остывающем известняке, и почему-то легко заплакать, даже не знаю, от нежности или от отчаяния, и тогда я вижу маленькую черную улитку, ползущую по белому камню, трогаю ее соломинкой и говорю: «Хоп-хоп, улитка».

* * *