Хор больных детей. Скорбь ноября

– Да, не очень-то хороший знак.

– Не то, на что я надеялся, если говорить правду, – высказывается Вербал.

– Да уж.

Как большинство мужчин, они заурядны и склонны к мифотворчеству. За плечами у них скучные россказни дедушек да кровь воинов и пьяниц. На протяжении многих лет им приходилось соскребать своих сломленных отцов с заднего крыльца и прикладывать холодные компрессы к разбитым носам матерей. Они проснулись сегодня в грязном кухонном углу под хмурые взоры жен, которые сами рано потерпели жизненную неудачу. Вот то, что они получили в наследство и что оставят в наследство своим детям.

– Ее дети тоже переехали к тебе?

– Все трое.

– Трое! Да чтоб я сдох!

– Господи, забери меня уже к себе.

– Вербал, да это просто проклятие какое-то. Неудивительно, что Гарри больше не выглядит таким мрачным.

– Повезло поганцу.

– Она хоть хороша в постели?

– Больше нет, – говорит им Вербал. – Лежишь как на свежепойманном окуне.

– Дидер однажды так и сделал. Случайно, конечно. Не смотри на меня так. Мы с ним, мы были…

– Всего три недели прошло, она могла бы быть и погорячее!

– Печальная история.

– И что, блин, вы с Дидером сотворили с тем бедным окунем?

– Я же сказал, что это была случайность.

– Но охотинспектор сказал…

– Чьим словам ты веришь? Его или моим? Никто ничего плохого не делал, просто, когда Дидер…

– Давайте еще выпьем.

– И в этот раз по полной.

Кружки наполнены до краев, и в пене отражается тусклый свет.

– За Дидера и его Большеротого Окуня, пусть Господь простит его заблудшую душу.

Женщины собрались в кружок и танцуют в одиночку или парами под одиночные звуки гитары или банджо, доносящиеся из музыкального автомата. Даже если бы они прислушались к мужчинам, чего женщины никогда не делают, они их не услышали бы. Мужские страхи не имеют к ним отношения. Есть дилеммы, которые невозможно уравнять или разрешить. Его жалкие заботы и проблемы не выдерживают никакого сравнения, думают женщины. Вы только взгляните на растяжки, морщины на верхней губе и двойной подбородок. Хорошо, что задница еще не совсем обвисла.

В комнате стоит такой густой дым, что в нем застреваешь как в колючей проволоке.

Женщины жмутся друг к другу и смеются слишком громко, но совсем невесело и привлекают к себе не того сорта внимание, как и должно быть. Этой ночью все пойдут трахаться или сгинут на парковке в мутных потоках и водоворотах, которые пришли за всеми нами. Так всегда бывает, но сейчас всё хуже, чем обычно.

Звериные головы смотрят вниз, а мы смотрим на них, гадая, кто из нас сильнее заброшен.

Моя мать каким-то образом все еще здесь, растекается по мокрому заляпанному полу. Я не знаю, жива она или мертва, но ее присутствие чувствуется повсюду. Она знает, о чем они говорят, знает их страхи и пахнет ровно так же, как все остальные. Я чувствую, как она проносится поблизости, просто вне поля зрения. Приторный запах сладких духов, пота и безрассудства. Она сидела здесь, на высоком табурете, на том же месте, где я сейчас, когда встретила отца. По крайней мере, мне так рассказывали.

– Хочешь потанцевать, Вербал? – спрашивает женщина. Ей уже под сорок, но говорит она нарочито низким голосом, расставляет бедра так широко, словно перелезает через плетень, и знает, что все происходящее здесь – неизменный ритуал.

Вербал Рейни, хозяин своей собственной судьбы, по меньшей мере такой же храбрец, как его кузены и дяди, царапает ногтями по барной стойке, отколупывая кусочки лака.

– Почему, черт возьми, нет? Пойдем, милашка! – отвечает он.

Бетти Линн окружена клубами дыма. С момента, когда я последний раз ее видел, ее детские округлости практически пропали. Живот плоский, и в девятнадцатилетних глазах видны эоны нелегких переживаний. Она поворачивает голову ко мне, словно благодаря за жизненные уроки. Я киваю в ответ.

Дикий кабан продолжает вершить свой суд, глядя на нас сверху. Мать, невидимая, но находящаяся всего в нескольких дюймах от меня, хихикает. Дым клубится вокруг нас, пока я почти не начинаю верить, что мы больше не существуем.

Мы существуем и знаем это, но больше нет нужды это признавать.

ОНИ РАСПЕВАЮТ И РИСУЮТ ГЕКСАГРАММЫ.

Река разлилась за пределы поймы и вышла из берегов, а группка ведьм под предводительством Вельмы Кутс собралась около дома. Они остановились в лесах на краю наших владений, проводят ритуалы, тыкают пальцами и проклинают. Меня это начинает подбешивать.

Я выхожу к ним в бушующий ветер и дождь. Кроме Вельмы Кутс, там еще шесть женщин – три невзрачные, одна красивая и совсем подросток, старая кошелка и древняя старуха. Для своей церемонии они напялили шали и какие-то рваные тряпки, а головы обмотали кружевными платками. За считаные секунды я промок до костей, как и они. Они вросли в землю глубже, чем любое дерево. Явились из болот на эту странную встречу – на этот колдовской обряд.

– Нам нужно твое семя, – говорит Вельма Кутс.

– Прекрати уже нести чушь!

– Нам нужно взять твой уксус.