Хор из одного человека. К 100-летию Энтони Бёрджесса

Тайная жизнь героя — одна из неискоренимых романтических тем, которая остается довольно пошлой и сентиментальной, несмотря на все старания оживить ее. А ведь Бёрджесс действительно старался. Однако в художественной литературе есть одна закономерность: сюжетов мало, а романистов бесконечно много, и вот Бёрджесс изощряется в риторических выкрутасах, переставляя элементы своего стиля словно детские кубики. Тут вам и речевое многоголосие, и письма, и бесстрастное повествование, и стихотворные вставки (хотя Бёрджесс никоим образом не поэт). Роман открывается битвами Директории: Наполеон одерживает победы, а в это время жена изменяет ему с гвардейцем. Любой романист мог бы ей посочувствовать. Затем нашему вниманию предлагают Египетскую кампанию с ее общеизвестными ужасами. Наконец Наполеон провозглашается императором (кажется, что сам Бёрджесс не совсем понимает, как ему это удалось) и становится «Н», официальной и в то же время абстрактной силой, которая с трудом пробивает себе дорогу из России. «Да будет эта картина написана слезами», — говорит Бёрджесс в одном из немногих мест романа, где он забывает о показухе. И умирает Наполеон в ссылке, посреди лекарей, бранящихся у его тела.

Это не слишком веселая история. Зато протагонист «Наполеоновской симфонии» являет собой квинтэссенцию романтического героя, который на людях надевает личину и чьи слезы способны довести до смерти маленьких детей на улице[246]. Он — тот герой, который стремится внушить народам тщеславное чувство собственной исключительности задолго до того, как утвердится могущество национального самосознания. «Я еще не думал, как назвать это, — улыбнулся Талейран, — но раз уж вы настаиваете, предлагаю вести в оборот термин ‘высшая раса’».

В романе множество подобных намеков и подмигиваний потомкам, своего рода мелодия, образующая контртему произведения: «Это девятнадцатый век, а не восемнадцатый» — и т. п.

На самом деле, перед нами лишь полный банальных выдумок роман, автор которого обращается к жестоким антагонизмам нашего времени и походя доводит его язык до полного безумия. Стремясь произвести впечатление на читателя, Бёрджесс безоглядно использует всевозможные стилевые регистры, в результате чего диалоги исторических лиц отдают фарсом. Отсылки к «Династам», имитация «Улисса» и несколько неуместных цитат из Джерарда Мэнли Хопкинса еще больше придают повествованию привкус литературщины.

Spectator, 1974, Vol. 223, № 7673 (September 28), р. 21

Мартин Эмис [247] Бёрджесс в наилучшем виде (Anthony Burgess Earthly Powers. — Simon & Shuster, 1980 © Перевод Николаяй Мельников

Большие романы бывают двух видов. К первому относятся чрезмерно раздутые повести; самые длинные из них — американские семейные саги, космические оперы и шпионские триллеры, из-за которых писатели систематически изводят акры лесных массивов. Напротив, романы второго типа требуют большого размаха из-за сложности тех проблем, которые ставят как перед автором, так и перед читателем.

«Силы земные» — большой роман второго типа, что делает его вдвойне замечательным. В Британии масштабные романы — одна из смертельных ран, нанесенных Первой мировой войной. Энтони Бёрджесс, принадлежа к британской культуре, в то же время всегда был прирожденным бродягой — экспатриантом, который с презрением отверг Англию не из-за привычных сексуальных или фискальных ограничений, а потому что тамошняя умеренность в области искусства была противопоказана его дарованию. Свободно развиваясь благодаря разносторонним и ненавязчивым влияниям европейской словесности, он сделался разрушителем литературных условностей. «Силы земные» многим обязаны неовикторианской мощи современного американского романа. Творение Бёрджесса отличается дерзким размахом, напоминающим «Войну и память» Германа Вука, и изощренным интеллектом, которым отмечены романы Сола Беллоу: «Герзаг», «Приключения Оги Марча» и «Дар Гумбольда». (Отметим также почтительные поклоны в сторону Толстого и Пруста.)

Даже несмотря на свои шестьсот страниц, роман кажется перенаселенным, переполненным примерами маниакальной эрудиции, грубоватыми шутками, мультиязычными каламбурами. Герой-повествователь «Сил земных» — восьмидесяти однолетний Кеннет Туми, гомосексуалист, католик и никудышный романист. По ходу развития сюжета этого густо населенного романа, в котором переплетаются реальная и личная история XX века (рассказанная более достоверно и обстоятельно, чем в «Рэгтайме» Доктороу или в «Травести» Тома Стоппарда), Туми посещает Париж, Рим, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Мальту, Монако, Малайю, Берлин, Барселону и Алжир, запросто общается с Хемингуэем и Гессе, «Джимом» Джойсом, Морганом Форстером, «Редди» Киплингом, «Томом» Элиотом, «Вилли» Моэмом и «Пламом» Вудхаузом. Примечательно, что юного Туми совращает Джордж Рассел (писавший под псевдонимом АЕ) — в тот самый день, который описан Джойсом (он фигурирует в одном из эпизодов «Улисса»).