Хорёк

Сошлись мы на почве любви к оружию. Ну я же рассказывал: какая игрушка мне понравилась бы больше всего? Пистолет! Колян в этом смысле ничем не отличался: он просто тащился от оружия, начиная с простых ножей и кончая пистолетами и автоматами. Он не отказался бы и от пулемёта! Разумеется, настоящее оружие в раннем школьном возрасте он достать никак не мог: он ограничивался пока простыми ножами и изображениями уже оружия серьёзного, выискивая их где только можно. Спёртая где-то книга –несколько раз мне показанная – содержала цветные и чёрно-белые иллюстрации всевозможных пистолетов, автоматов и пулемётов: это было что-то вроде энциклопедии, где он постоянно выискивал то, что хотел бы получить. Именно там я нашёл пистолет, который позже уже стал моим и из которого я, ну… сами понимаете.

Пока же Колян коллекционировал всевозможные ножи, кинжалы и финки: несколько перочинных ножичков были самой безобидной частью его собрания, и среди обычных предметов каким-то образом у него оказалось припасено настоящее боевое оружие. Кортик немецкого офицера – покрытый ржавчиной, но не потерявший силы и притягательности; нож-штык от автомата Калашникова, спёртый где-то в армии; и даже непонятно откуда взявшийся кинжал, судя по надписям и вензелям происходивший из Японии. Вполне возможно, что предназначался кинжал для харакири, во всяком случае именно под таким соусом преподнёс мне его Колян, когда показал впервые.

Однако в реальной жизни Колян ходил всегда с надёжным проверенным оружием – складным ножом с почти десятисантиметровым лезвием. Вытаскивая из штанов такую вещицу и поигрывая ею, то открывая лезвие, то с лязгом захлопывая его, он заставлял считаться с собой даже подростков – на несколько лет старше, тем более что для своего возраста он был высок и силён.

Но не только оружие стало связавшим нас мостиком: у нас оказалось общим ещё кое-что, гораздо более личное и глубокое. Я говорю о предках: так же как и мой отец, его родители находились в далёкой долгосрочной экспедиции – ну, сами понимаете, какой, только они, в отличие от моего отца, не бросали его и не отказывались от общения. Регулярно – хотя бы раз в месяц – они одаривали его очередным посланием, то есть обычно это делала мать, насколько я понял, сидевшая в зоне и отбывавшая меньший срок, чем отец, вляпавшийся по-крупному. Он был то ли медвежатником, то ли домушником, и уже не в первый раз испытывал превратности судьбы, предопределив, можно сказать, будущее Коляна. Да и кем ещё мог стать задиристый и наглый пацан, из которого так и пёрло: «а пошли вы все на, что хочу, то и делаю!», или так: «вы все овцы, и я буду вас как волк резать, резать и резать!»

Настоящих друзей с такими замашками у него, разумеется, не было, мои же отношения с ним сложились как у крыши и крышуемого. Ну вы понимаете: постоянные финансовые дела требовали реальной поддержки и подкрепления, и за помощь я отдавал ему определённый процент. Рубль из трёх, если быть точным, компенсируя это возможностью самых серьёзных заработков. То есть я играл уже с самыми взрослыми ребятами из всех, кто соглашался на такую глупость и авантюру, надеясь при обострении на физическую поддержку.

Такие отношения я установил с ним в третьем классе, когда он уже был повидавшим всё и почти выпертым из школы семиклассником. Учиться он так и не собрался, но выгнать до конца восьмого класса его физически не могли, так что у него имелась куча свободного времени. Распоряжался он им на самом деле достаточно разумно: сляпанное в подвале дома подобие качалки он посещал несколько чаще школы, заранее выбрав себе будущее. Культурист? Не смешите меня: он там качал не мышцы, он заботился о силе, заодно отрабатывая приёмы и удары.

К счастью, меня он не воспринимал как серьёзного партнёра в подобных делах и отрабатывал свои умения на других. Об этой примитивной качалке знали многие, но мало кто решался вваливаться в тесный узкий закуток, где встреча с неофициальным хозяином не обещала ничего хорошего. Он мог просто послать подальше, но мог и накостылять наглому нахрапистому приставале. Хотя кое-кто в конце концов произвёл на Коляна впечатление и задержался там на долгий срок.

Это я про ближайших дружков и соратников: но не моих – нет, стал бы я связываться с такими болванами! Первым к Коляну приблудился Штырь, главный его помощник в дальнейших делах. Он тоже был Коляном, но, разумеется, настоящий Колян не потерпел бы рядом человека, претендующего на его кличку, так что прозвище он получил по фамилии – Штырёв – тем более что он хорошо так вымахал вверх. По возрасту он располагался между Коляном и мною, но почти не уступал Коляну в росте. Чего нельзя было сказать о силе и агрессии: здесь никто не мог и близко подойти к Коляну, тем более второй его подручный – Борька.