Читаем Хорьки полностью

О-Кадзи. А ты чего заявилась, чего учуяла? Сама видишь, все пошло прахом, и дом тоже… Ты, наверное, приехала урвать себе кусок пожирнее. Жаль мне тебя, зря только на дорогу потратилась. Поворачивай-ка лучше восвояси, да побыстрей, пока люди не стали над тобой смеяться.

О-Тори. Ха-ха-ха, не смотри на меня волком! Я не собираюсь твою кровь пить. Не бойся!

О-Кадзи. Ишь, разоделась в пух и прах, думаешь меня провести – не выйдет! Другого, может, и надуешь… Не могла ты честным путем разбогатеть. Уж не занялась ли воровством?

О-Тори. Ты что, старая, думаешь, я воровка?

О-Кадзи. Натура у тебя такая, с самого рождения. Ты послушай, что по деревне говорят. Это всем известно. Один твой взгляд чего стоит! Что бы у кого ни случилось, ты тут как тут, так и смотришь, чем поживиться… Я это давно поняла.

О-Тори. Что за вздор, О-Кадзи! Ты можешь завидовать тому, как я выгляжу, но от брани тебе лучше не станет.

О-Кадзи. Успокойся! Помирать буду, а к тебе за помощью не пойду. С меня хватит, ухожу из этого дома. Говорю тебе: он уже нам не принадлежит. Небось забыла, как ты скандалила, когда умер дед. Мол, половина дома моя, мне ее брат завещал, отдайте… Да мне твою бандитскую рожу и видеть не надо, я ее и так по гроб жизни не забуду. Так бушевала, что полиция вмешалась. Из-за этого и обо мне по деревне дурная слава пошла. Глаза бы на тебя не глядели! Не к добру ты вернулась. Теперь хорошего не жди. Моего тут осталось всего ничего – вот эти кастрюли. Можешь не высматривать – все ушло чужим людям. (Усмехается.)

О-Тори. Хэ-хэ, опять эти бредни! Тогда я была поварихой, что с меня взять, о будущем своем пеклась, могла и ляпнуть чего, не подумав. Экая ты злопамятная! Вот из-за этой дури ты и лишилась всего, даже дома. Ты на меня погляди. Я все – начисто. А примчалась сюда только для того, чтобы позаботиться о тебе и Мансабуро.

О-Кадзи (насмешливо). Хм, может, дом нам вернешь, раз уж ты разбогатела?… Чем перед тобой гнуть спину, лучше уж пусть ростовщик Ияма распоряжается! Дерьмо ты собачье, помирать буду, а к тебе за помощью не пойду! Заранее предупреждаю. Вот умоешься и убирайся отсюда!

О-Тори (все время улыбаясь). А куда же ты направляешься с этой посудой за плечами? Побираться пойдешь?

О-Кадзи. Оно бы и лучше…

О-Тори. Говорят, ты собралась помирать в конюшне у пролива?

О-Кадзи. Ну и что! В конюшне в тысячу раз спокойнее: не тревожиться, не трястись от страха рядом с такой мерзавкой, как ты. Теперь и у меня будет райская жизнь: можно не бояться кредиторов! (Взвалив на плечи упакованные вещи, собирается уйти.)

О-Тори. Сестрица! Ведь из-за твоего же дурацкого характера дом и разорился. Будешь прозябать в конюшне, а у тебя под носом чужие люди будут топтать усадьбу, предавая позору наших предков?

О-Кадзи. Уймись!

О-Тори (с трудом сдерживаясь). Ах ты старая нищенка!

О-Кадзи. Нашла чем попрекать!

О-Тори. Ладно, сестрица, поди сюда. Я должна тебе что-то сказать.

О-Кадзи. А мне какое дело!

О-Тори. Мансабуро возвращается, сестрица. Честное слово, мне письмо пришло с юга. Он уже плывет на корабле.

О-Кадзи (пристально смотрит на О-Тори). Тебе еще не надоело надо мной издеваться?

О-Тори. Ну, хватит! Мансабуро возвращается, и это – правда. Он мне обо всем подробно написал.

О-Кадзи. Почему же он обратился к тебе? Ох уж этот парень!

О-Тори (торжествующе). Он надеется на меня – свою тетку… Все это время писал письма. И потом, у него, должно быть, есть кой-какая идея…

О-Кадзи (в сердцах). Ах, никчемный он человек. Зачем он связался с тобой, неужто других не нашлось?

О-Тори. Хоть ты и ругаешь его никчемным, а в людях он разбирается! Человек он внимательный, заботливый. Я сама теперь всем сердцем привязалась к Сабу.

О-Кадзи. Бросил мать на целых три года, опозорил на всю деревню. (Глотая слезы.) Что нее это такое? Зачем он едет? Может, скопил тысчонку-другую и хочет дом выкупить, а? (Вопрошающе смотрит на О-Тори.)

О-Тори (с воодушевлением). Видать, Сабу возвращается издалека именно для того, чтобы что-то сделать, если это возможно…

О-Кадзи (неожиданно сверкнув глазами). Ах, черная твоя душа! Так вот что ты пронюхала! Мерзавка! Значит, ты Сабу хочешь прибрать к рукам? Думаешь околпачить дурня и вытянуть из него все соки? Вот для чего ты сюда примчалась! Ах ты скотина, чудовище ненасытное! У тебя одно на уме – деньги! Не век же мне быть козлом отпущения в этом доме! Heyжто и дальше сносить такое унижение? (Все более распаляясь.) Ах ты хорек-воришка! Представление устраиваешь? Попробуй устрой! Будешь клянчить и даже красть деньги у Сабу? Попробуй укради! Пока я жива, не дам его в обиду.

О-Тори. Ну и ну, быстро ж ты все сообразила. Вот приедет Сабу, тогда и лезь на стену сколько угодно. Совсем уже из ума выжила.

Перейти на страницу:

Все книги серии Японская драматургия

Шелковый фонарь
Шелковый фонарь

Пьеса «Шелковый фонарь» представляет собой инсценировку популярного сюжета, заимствованного из китайской новеллы «Пионовый фонарь», одной из многочисленных волшебных новелл Минской эпохи (1368 – 1644), жанра, отмеченного у себя на родине множеством высокопоэтичных произведений. В Японии этот жанр стал известен в конце XVI века, приобрел широкую популярность и вызвал многочисленные подражания в форме вольной переработки и разного рода переложений. Сюжет новеллы «Пионовый фонарь» (имеется в виду ручной фонарь, обтянутый алым шелком, похожий на цветок пиона; в данной пьесе – шелковый фонарь) на разные лады многократно интерпретировался в Японии и в прозе, и на театре, и в устном сказе. Таким образом, пьеса неизвестного автора начала ХХ века на ту же тему может на первый взгляд показаться всего лишь еще одним вариантом популярного сюжета, тем более что такой прием, то есть перепевы старых сюжетов на несколько иной, новый лад, широко использовался в традиционной драматургии Кабуки. Однако в данном случае налицо стремление драматурга «модернизировать» знакомый сюжет, придав изображаемым событиям некую философскую глубину. Персонажи ведут диалоги, в которых категории древней китайской натурфилософии причудливо сочетаются с концепциями буддизма. И все же на поверку оказывается, что интерпретация событий дается все в том же духе привычного буддийского мировоззрения, согласно которому судьба человека определяется неотвратимым законом кармы.

Автор Неизвестен

Драматургия
Красильня Идзумия
Красильня Идзумия

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.«Красильня Идзумия – прямой отклик на реальные события, потрясшие всю прогрессивно мыслящую японскую интеллигенцию. В 1910 году был арестован выдающийся социалист Котоку Сюсуй и группа его единомышленников, а в январе 1911 года он и одиннадцать его товарищей были приговорены к казни через повешение (остальные тринадцать человек отправлены на каторгу) по сфабрикованному полицией обвинению о готовившемся покушении на «священную императорскую особу». Излишне говорить, что «Красильня Идзумия», напечатанная в журнале «Плеяды» спустя всего лишь два месяца после казни Котоку, никогда не шла на сцене, хотя сам Мокутаро Киносита впоследствии утверждал, что его единственной целью при написании пьесы было передать настроение тихой предновогодней ночи, когда густой снегопад подчеркивает мирную тишину и уют старинного провинциального торгового дома, так резко контрастирующий с тревогами его обитателей. И все же, каковы бы ни были субъективные намерения автора, «Красильня Идзумия» может считаться первой попыткой национальной драматургии вынести на подмостки нового театра социальную проблематику Японии своего времени.

Мокутаро Киносита

Драматургия / Стихи и поэзия
Загубленная весна
Загубленная весна

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.Одной из первых японских пьес для нового театра стала «Загубленная весна» (1913), написанная прозаиком, поэтом, а впоследствии и драматургом Акита Удзяку (1883–1962). Современному читателю или зрителю (в особенности европейскому) трудно избавиться от впечатления, что «Загубленная весна» – всего лишь наивная мелодрама. Но для своего времени она и впрямь была по-настоящему новаторским произведением, в первую очередь хотя бы потому, что сюжет пьесы разворачивался не в отдаленную феодальную эпоху, как в театре Кабуки, а в реальной обстановке Японии десятых годов.Конфликт пьесы строился на противопоставлении чистого душевного мира детей, девочки и мальчика, из обеих семей несправедливому, злобному миру взрослых, разделенных непримиримой враждой, что и дало, вероятно, основание критике провести аналогию между этой пьесой и… «Ромео и Джульеттой» Шекспира. Любопытно отметить, что в годы реакции во время второй мировой войны «Загубленная весна» была запрещена к исполнению, так как якобы искажала «дух солидарности», обязательный для соседей, а тема чисто детской любви, зарождающейся между двенадцатилетним Фудзиноскэ, сыном аптекаря, и четырнадцатилетней Кимико, дочерью податного инспектора, была сочтена неуместной сентиментальностью и попросту вредной.

Акита Удзяку

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Инсомния
Инсомния

Оказывается, если перебрать вечером в баре, то можно проснуться в другом мире в окружении кучи истлевших трупов. Так случилось и со мной, правда складывается ощущение, что бар тут вовсе ни при чем.А вот местный мир мне нравится, тут есть эльфы, считающие себя людьми. Есть магия, завязанная на сновидениях, а местных магов называют ловцами. Да, в этом мире сны, это не просто сны.Жаль только, что местный император хочет разобрать меня на органы, и это меньшая из проблем.Зато у меня появился волшебный питомец, похожий на ската. А еще тут киты по воздуху плавают. Три луны в небе, а четвертая зеленая.Мне посоветовали переждать в местной академии снов и заодно тоже стать ловцом. Одна неувязочка. Чтобы стать ловцом сновидений, надо их видеть, а у меня инсомния и я уже давно не видел никаких снов.

Алия Раисовна Зайнулина , Вова Бо

Приключения / Драматургия / Драма / Сентиментальная проза / Современная проза