Хорнблауэр заметил, что на шканцах двое пытаются привлечь его внимание. Это были доктор и князь. Он оглядел их обмундирование — мичманский сюртук с нашитым белым воротничком на князе и простой сюртук на докторе.
— Годится, — сказал он. — Вас ждут ваши обязанности, доктор. Мистер Хоррокс! Пусть сегодня князь держится рядом с вами. Спустите мою гичку.
Капитан-суперинтендант дока выслушал Хорнблауэра с безразличием, приобретенным за долгие годы общения с вечно спешащими офицерами.
— Мои люди готовы прибыть за ядрами, сэр. Левая сторона свободна, и пороховая баржа может подойти к ней. Стояние прилива и отлива через полчаса, сэр. Если надо, я могу послать на баржу своих людей. Мне нужно всего четыре тонны. Пороховая баржа на полчаса.
— Вы говорите, что готовы?
— Да, сэр.
Капитан-суперинтендант взглянул на «Атропу».
— Очень хорошо. Надеюсь, так оно и есть — это в ваших интересах, капитан. Можете верповать баржу — предупреждаю, через час она должна быть на своем месте.
— Спасибо, сэр.
Обратно на «Атропу».
— На шпиль! Шкафутовые! Парусные мастера! Санитар!
Недра корабля очистили от людей, чтоб поставить их на шпиль — для этого сгодится любая пара рук. Барабан гремел, не смолкая.
— Погасить огни!
Кок и его помощники выбросили горевшие на камбузе уголья за борт и неохотно двинулись к талям. Пороховая баржа подползла к «Атропе». У нее были толстые, круто изогнутые борта и широкие люки, удобные для быстрой выгрузки взрывчатых веществ. Четыре тонны пороха, восемь бочонков по английскому центнеру каждый, предстояло вытащить из трюма баржи и опустить в люки «Атропы». Внизу констапель, его помощники и запыхавшиеся матросы работали почти в полной тьме, босые, чтоб из-за трения не возникла искра. Они расставляли бочки в пороховом погребе. Когда «Атропа» вступит в бой, ее жизнь будет зависеть от того, правильно ли расставлены бочонки, достаточно ли быстро будут подавать порох.
На палубу поднялись члены следственной комиссии.
— Мистер Джонс, покажите доктору, как правильно составить рапорт. — Потом баталеру: — Мистер Карслейк, к тому времени, когда будет готов рапорт, подготовьте мне на подпись ордера.
Последний раз оглядев палубу, Хорнблауэр спустился вниз, взял перо, бумагу, чернила и стал продумывать сопроводительное письмо в Провиантский двор. Надо было изложить свою просьбу настойчиво и смиренно разом, добиться от администрации Двора желаемого и не раздражать слишком твердой уверенностью в их непременном согласии. «Сэр, честь имею приложить к сему…» и до слов «для блага службы Его Величества, Ваш покорный слуга…»
Потом он снова поднялся на палубу, посмотрел, как идут дела, и некоторое время с нетерпением ждал Джонса и Карслейка с бумагами. Посреди гама и беготни ему пришлось, сосредоточиться и прочитать документы, прежде чем подписаться размашисто «Г. Хорнблауэр, капитан».
— Мистер Карслейк, можете отправляться в Провиантский двор на моей гичке. Мистер Джонс, я полагаю, Провиантскому двору понадобятся матросы, чтоб вести лихтер. Позаботьтесь об этом, пожалуйста.
Теперь оставалось немного времени, чтоб понаблюдать, как работают матросы, поправить на голове треуголку, сжать руки за спиной и пройтись с видом невозмутимым и хладнокровным, словно вся эта суета — явление совершенно нормальное.
— Стоп тянуть рей-тали! Стоп!
Пороховой бочонок завис над палубой. Хорнблауэр принуждал себя говорить спокойно, будто он вовсе и не волнуется. Одна планка у бочонка отошла. По палубе пробежала узенькая пороховая дорожка, и из бочонка продолжало сыпаться.
— Опустите бочонок обратно в баржу. Боцманмат, возьмите мокрую швабру и уберите с палубы порох.
Любая случайность — и порох воспламенится, огонь быстро побежит по судну. Четыре тонны пороха на «Атропе», сорок, может быть, на барже — что сталось бы с тесно стоящими на реке кораблями? Матросы смотрели на Хорнблауэра — сейчас неплохо бы их подбодрить.
— Гринвичский госпиталь совсем близко, ребята. — Хорнблауэр указал рукой на прекрасное здание, построенное Кристофером Реном. — Может, некоторые из нас и закончат там свой жизненный путь, но никому неохота перелететь туда по воздуху прямо сейчас.
Немудреная шутка заставила кое-кого из матросов улыбнуться.
— Продолжайте.
Хорнблауэр пошел дальше — невозмутимый капитан, однако и он человек — может изредка отпустить шутку. Подобным же образом он иногда притворялся перед Марией, когда ей случалось быть не в настроении.