Хорнблауэр и «Отчаянный»

В барказе воцарилась тишина, еще более неприятная, чем выкрики. С причала послышались ружейные выстрелы. Хорнблауэр, глядя через плечо, увидел, как французский солдат опустился на одно колено и тщательно прицелился. Ружейное дуло все укорачивалось и наконец оказалось направлено прямо на Хорнблауэра. Пока он думал, что надо бы броситься на дно шлюпки, прогремел выстрел. Хорнблауэр почувствовал, как сильный удар сотряс все его тело, и с облегчением понял, что пуля застряла в массивном дубовом транце, к которому он прислонился. Он пришел в себя; увидев, что Хьюит хочет протиснуться к нему на корму, он заговорил настолько спокойно, насколько позволяло ему волнение.

— Хьюит! Идите на нос к пушке. Она заряжена картечью. Выстрелите, как только сможете навести, — Потом обратился к гребцам и к сидевшему у румпеля Карджилу; — Руль лево на борт. Правая, табань.

— Левая, табань.

Барказ перестал вращаться. Теперь нос его указывал прямо на причал, и Хьюит, оттолкнув всех, кто находился на носу, хладнокровно смотрел в прицел четырехфунтовой погонной карронады, двигая подъемный клин. Потом он отклонился назад и дернул вытяжной шнур. От отдачи вся шлюпка скакнула кормой вперед, словно напоровшись на камень, густая завеса дыма окутала ее.

— Правая, на воду! Греби! Руль право на борт! — Шлюпка тяжело развернулась. — Левая, на воду!

Девять кусков железа по четверть фунта каждый произвели на причале ужасное действие — кто-то из французов бился в агонии, кто-то лежал неподвижно. У Бонапарта четверть мильона солдат, сейчас их стало на несколько человек меньше. Это не назовешь даже каплей в море, даже молекулой. Теперь барказ был вне досягаемости, и Хорнблауэр повернулся к сидевшему рядом с ним Карджилу.

— Вы неплохо справились с вашей задачей, мистер Карджил.

— Спасибо, сэр.

Хорнблауэр поручил Карджилу высадиться вместе с морскими пехотинцами и обеспечить эвакуацию.

— Но было бы лучше, если б вы сначала отослали барказ, а до последнего момента держали ял. Тогда барказ смог бы прикрыть отступление своей пушкой.

— Я думал об этом, сэр. Но я до самого конца не знал, сколько людей окажется в последней группе. Поэтому я придержал барказ.

— Может быть вы и правы, — недовольно пробурчал Хорнблауэр, но чувство справедливости возобладало. — Вы действительно поступили правильно.

— Спасибо, сэр, — сказал Карджил и, помолчав, добавил: — Мне так хотелось, чтоб вы разрешили мне пойти с вами, сэр.

«Странные у некоторых людей вкусы», — с горечью подумал Хорнблауэр. Действительно, слова странные, учитывая, что у их ног лежит без сознания Котар с перебитой рукой. А Хорнблауэр еще должен успокаивать растревоженные чувства обидчивых молодых людей, рвущихся к славе и к повышению, которое эта слава может им принести.

— Думайте головой, — сказал он, принуждая себя мыслить логически. — Кто-то должен был организовать оборону причала, и именно вы лучше всего подходили для этого.

— Спасибо, сэр, — повторил Карджил с прежней идиотской тоской.

Неожиданная мысль заставила Хорнблауэра обернуться через плечо. Ему пришлось всматриваться, хотя он знал, куда надо смотреть. Очертания холмов изменились. Потом он увидел серый дымок, по-прежнему поднимавшийся над вершиной. Семафора не было. Не было больше громадины следившей за всеми перемещениями Прибрежной эскадры. Опытные британские моряки, такелажники, плотники не смогли бы починить его меньше, чем за неделю. Французам на это понадобится не меньше двух недель, даже трех, по его оценкам.

А вот «Отчаянный» поджидает их, грот-марсель обстенен, как и полтора часа назад. Судно для ловли омаров и ял подошли к правому борту, Карджил направил барказ к левому: при спокойной воде и слабом ветре нет необходимости подводить шлюпку к подветренному борту.

— Шабаш! — сказал Карджил.

Шлюпка скользнула к борту. Сверху, совсем близко, смотрел на них Буш. Хорнблауэр схватился за фалрепы и подтянулся. Как капитан он имел право подниматься первым, этого же требовал долг. Он оборвал бросившегося с поздравлениями Буша.

— Поднимите раненого как можно быстрее, мистер Буш. Пришлите носилки за мистером Котаром.

— Он ранен, сэр?

— Да. — Хорнблауэру не хотелось входить в излишние объяснения. — Вам придется привязать его к носилкам и поднимать на гордене. У него перебита рука.

— Есть, сэр. — Буш понял, что Хорнблауэр не в настроении разговаривать.

— Врач готов?

— Он приступил к работе.

Буш указал на двух раненых, которых подняли с яла и собирались нести вниз.

— Очень хорошо.

Хорнблауэр двинулся к своей каюте — не надо объяснять Бушу, что он должен написать рапорт, не надо извиняться. Как всегда после операции, он жаждал уединиться в тишине каюты, сильнее даже чем мечтал расслабиться и отдохнуть. Но сделав два шага, он снова внутренне напрягся. Это еще не конец. Рано успокаиваться. Он выругался грязными словами, которые так редко употреблял.