Хороните своих мертвецов

– Да. Я и прежде видела покойников – в больнице, на похоронах. У меня подружка умерла во сне, и я ее обнаружила, когда зашла за ней – хотела вместе с ней пойти на партию в бридж. Но то другое дело.

Гамаш кивнул. Он понимал. Есть места, где, увидев покойника, не удивляешься, а есть места, где их не должно быть.

– Что вам сказал инспектор? – спросила Элизабет.

Она поняла, что с этим человеком нужно говорить откровенно и не бояться задавать вопросы.

– К сожалению, я ничего такого у него не спрашивал. Но он подтвердил, что это насильственная смерть.

Элизабет опустила глаза на свою опустевшую чашку – она выпила кофе, даже не заметив этого. Редкое угощение пропало даром, остался только клочок пенки. У нее возникло искушение подобрать его пальцем, но она взяла себя в руки.

Принесли счет, и теперь он лежал на столе. Пора было уходить. Старший инспектор подвинул счет к себе, но больше не сделал никаких движений. Он продолжал смотреть на Элизабет. Ждал.

– Я пошла за вами, чтобы попросить об услуге.

– Oui, madame?

– Нам нужна ваша помощь. Вы знаете библиотеку. Мне кажется, она вам нравится.

Гамаш кивнул.

– Вы, безусловно, знаете английский. И не только язык. Я опасаюсь того, чем это может кончиться для нас. Мы – маленькая община, и Литературно-историческое общество слишком важно для нас.

– Я понимаю. Но вы в хороших руках инспектора Ланглуа. Он будет относиться к вам уважительно.

Элизабет взглянула на него, потом наклонила голову:

– Не могли бы вы зайти и посмотреть, может быть, задать какие-то вопросы? Вы и представить себе не можете, какая это для нас катастрофа. Для жертвы, конечно, в первую очередь, но и для нас тоже. – Она поспешила продолжить, прежде чем он откажется. – Я понимаю, что для вас это лишняя головная боль. Правда понимаю.

Гамаш знал, что она говорит искренне, но сомневался, что она понимает. Он посмотрел на свои руки, лежащие на столешнице. Он молчал, и в этом молчании, как и всегда, был слышен тот молодой голос. Теперь знакомый ему не меньше голосов его собственных детей.

«А на Рождество мы идем в гости к родителям Сюзанны и моим. К ее родителям мы ходим на рождественский ужин, а к моим – на мессу в утро Рождества». Голос говорил и говорил о повседневных, тривиальных мелочах, из которых состоит жизнь обычного человека. Этот голос не только звучал у него в ушах – он жил в его голове, в его мозгу. Он всегда был там. Говорил. Говорил бесконечно.

– Извините, мадам, но я не смогу вам помочь.

Он посмотрел на пожилую женщину, сидящую напротив. Предположительно лет семьдесят пять. Худенькая, хорошо сложенная. Косметики почти никакой – лишь немного вокруг глаз да губная помада. Если умеренность давала положительный результат, то перед Гамашем был яркий пример этого. Она представляла собой образ интеллигентной бережливости. Костюм далеко не последнего фасона, но классический, такие всегда в моде.

Она назвала себя – Элизабет Макуиртер, и даже Гамашу, чужому в Квебек-Сити, было знакомо это имя. Судостроительные верфи Макуиртера. Целлюлозно-бумажный комбинат Макуиртера на севере провинции.

– Пожалуйста, нам нужна ваша помощь.

Гамаш видел, как нелегко ей обращаться к нему с просьбой, потому что она понимала, в какое положение ставит его. И все же она делала это. Он не вполне осознавал, насколько отчаянна ситуация, в которой она оказалась. Ее проницательные голубые глаза ни на миг не отрывались от него.

– Désolé, – мягко, но решительно сказал он. – Мне неприятно вам отказывать. И если бы в моих силах было помочь, я бы сделал это. Но…

Он не закончил. Он даже не знал, что собирался сказать после этого «но».

Элизабет улыбнулась:

– Извините, старший инспектор. Не стоило к вам обращаться. Простите меня. Боюсь, что мои собственные неприятности ослепили меня. Я уверена, что вы правы и инспектор Ланглуа хорошо сделает свое дело.

– Я понимаю, что ночь – клубничка, – сказал Гамаш с легкой улыбкой.

– А, так вы об этом уже слышали? – Элизабет улыбнулась в ответ. – Бедняжка Уинни. У нее нет слуха к языкам. Она читает по-французски без всяких проблем. В школе всегда получала самые высокие отметки, но говорить так и не научилась. От ее произношения поезд может остановиться.

– Наверно, инспектор Ланглуа сбил ее с толку, поинтересовавшись ее происхождением.

– Да, это мало способствовало взаимопониманию, – признала Элизабет.

Ее веселость как рукой сняло, на лице снова появилось озабоченное выражение.

– Вам нечего волноваться, – заверил ее Гамаш.

– Но вы ведь не знаете всего. Не знаете, кто этот мертвец.

Она понизила голос и заговорила шепотом. Совсем как Рейн-Мари, когда та читала внучкам сказки. Таким голосом она говорила не за крестную фею, а за злую ведьму.

– И кто же это? – спросил Гамаш, тоже понизив голос.

– Огюстен Рено, – прошептала Элизабет.

Гамаш откинулся на спинку стула, широко раскрыв глаза. Огюстен Рено. Мертв. Убит в Литературно-историческом обществе. Теперь старший инспектор понимал отчаяние Элизабет Макуиртер.

И он знал, что у нее есть для этого основания.

Глава четвертая