Троллейбус на Симферополь отправлялся в три часа дня. Когда вернулся Сергей, они еще успели в последний раз искупаться, как будто ничего не случилось. Точнее, пытались делать вид, что ничего не случилось, хотя Танюшка поняла: Сергей успел навестить Таля. Он вернулся странно веселый, и Танюшка будто увидела его заново: он выглядел гораздо лучше всех прочих курортных мужчин. И это подтверждали тетки, цеплявшие его глазами на пляже и даже на троллейбусном кольце. Они разглядывали его с некоторой долей удивления, что такое чудо на расстоянии вытянутой руки ходит, разговаривает. Все прекрасное в нем имело объем, название и цвет, но в Сергее появилось и что-то неопределенно отпугивающее, как чужие трусы, забытые в раздевалке на пляже.
В троллейбусе она по-прежнему беззвучно шевелила губами: ужасно, ужасно. Зачем-то прижимала к себе Майку, как будто ее кто-то собирался отнять, почти неслышно целовала ее макушку и раза три протирала руки салфеткой в невозможности избавиться от ощущения чего-то склизкого, прилипшего к ладоням. За окном проплывали горные уступы, сбегавшие к морю, поросшие кустарником и низкорослыми деревцами, – теперь все это великолепие казалось фальшивым, как театральная декорация. И даже море, которое лежало вдалеке, внизу темной тяжелой каплей, выглядело дешево, как серый искусственный жемчуг. Майку укачало сразу, она дремала на коленях у Танюшки большой тряпичной куклой. Неужели это моя дочь? – странно так думалось Танюшке. – Не чужая девочка, которую мне дали только подержать? Когда она успела подрасти, и что она взяла от меня? Разве только глаза – черные, с искрами в глубине, как некогда говорил Сергей.
Потом поезд, в котором все, включая стаканы, было покрыто легкой патиной грязи, отчалил от пыльного перрона. Странное чувство отчуждения только усилилось. Танюшка зацепилась глазом за рыжую девочку-подростка, которая бежала вдоль вагона с корзиной пирожков. На ней была великоватая футболка, застиранная до желтизны, а в ушах болтались огромные золотые кольца, которые она наверняка одолжила у старшей сестры. Какое Танюшке дело до этой девчонки? В том-то и странность, что никакого, как и до множества других случайно подсмотренных жизней. Но так подумалось, что эта девчонка наверняка тоже надеется, что вот пока она бегает к поезду с пирожками, пока. А потом жизнь сама собой наладится, потечет…
– Ешь пирожки, – Сергей выложил на салфетку горку пирожков. – С капустой, тесто тонко раскатано.
Взяв пирожок, Танюшка удивилась, что рыжая девчонка с корзиной все-таки сумела просочиться в их купе, задержаться чуть дольше положенного на чужой орбите. Но разве не так однажды проник в ее жизнь Сергей? Если бы не черная курица со свернутой шеей, лежавшая на крыльце… Тогда, целых сто лет назад. Хотя мог бы просто зайти и уйти, записав в протокол, что ничего существенного не случилось и, как это говорится, оснований нет для возбуждения уголовного дела.
– В ресторан сходим? – спросил Сергей.
– А что, деньги еще остались?
Сергей как-то непонятно хохотнул в сторону.
– Майка спит почти, какой ресторан? – она поправила простыню на дочке.
– Ну завтра сходим. Не все же пирожками пробавляться.
Их было только трое в купе, но Сергей вел себя не то чтобы странно, он вообще с самого утра был странный. Он как будто хотел сказать что-то важное, и Танюшка ждала, что он именно это важное скажет.
– Может, выпить хочешь? – Сергей достал из сумки бутылку крымского портвейна.
– С какой это радости?
– Отпуск кончился. Домой едем. Чем не повод. И закуска есть.
Он разлил по стаканам золотистый напиток и зачем-то сказал:
– Любое вино хотело бы стать портвейном, если б могло, – как будто так и не решался произнести то самое важное, оттягивал момент.
– Женщины не пьют портвейн, – сказала Танюшка.
– С чего ты взяла?
Вообще, это мимоходом сообщил ей Валентин Таль, поэтому вместо ответа она пожала плечами:
– Ну так считается вроде.
За окном тянулась выжженная желтая степь, и от ее однообразия слегка уже ныла голова. Танюшка поднесла стакан к губам, терпкий дух проник через ноздри в самый мозг, отравил сознание. Она уставилась за окно, но там не было ничего, кроме желтой степи, поэтому она смотрела скорей в пустоту, переживая первый терпкий глоток.
– Пирожком закуси, – сказал Сергей.
– Да, да.
Майка вздрогнула за спиной. Это означало, что она уснула, она частенько вздрагивала во сне.
Сергей опять потянулся к сумке и неожиданно вытащил из нее какие-то пакеты, в которых угадывалась одежда.
– Держи! – он протянул ей пакет с чем-то золотисто-охристым.
– Это что?
– Держи, это теперь твое.
Танюшка боязливо вытряхнула на одеяло золотисто-охристые брюки, потом пиджак. Тот самый костюм, который она только вчера с такой неохотой оставила на вешалке в Доме мод.
– Где ты это взял? – она даже слегка испугалась.
– А то ты не знаешь где. У Таля конфисковал. В качестве компенсации морального ущерба.
– Что?