Хорошая девочка должна умереть

— Я иду домой, беру телефон и еду в Амершем, забираю там своего кузена Рахула, — произнес Рави, глядя перед собой. — Стараюсь засветиться на дорожных камерах. Наличные сниму в банкомате, чтобы попасть на запись. Потом пойдем в какую-нибудь пиццерию и закажем еды, расплатившись моей карточкой. Будем шуметь, привлекать к себе внимание, чтобы нас гарантированно запомнили. Снимем на телефон фото и видео с геолокацией. Еще, наверное, позвоню матери и сообщу, во сколько приеду домой. Напишу тебе и спрошу, как дела, потому что еще не в курсе, что ты потеряла телефон, а мы весь день не виделись. — Он вздохнул. — Потом поедем в паб, где обычно тусуются приятели моего кузена, чтобы было много свидетелей. Пробуду там до половины двенадцатого. Отвезу Рахула домой и поеду обратно; по пути заправлюсь бензином, чтобы меня сняла еще одна камера видеонаблюдения. Приеду и сделаю вид, будто ложусь спать.

— Отлично, — сказала Пиппа, глянув на часы с приборной панели. Было 20:10. — Встречаемся в полночь?

— О’кей. Ты ведь позвонишь? С одноразового телефона? Если вдруг что-то пойдет не так?

— Все будет хорошо, — ответила Пиппа, пытаясь убедить его взглядом.

— Пожалуйста, осторожнее, — попросил Рави, сжимая руль вместо ее руки. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — сказала она в очередной раз. Не в последний: они увидятся через несколько часов.

Пиппа набрала полную грудь воздуха, чтобы собраться, затем повернулась и пошла по дорожке в сторону дома.

Она видела в окне свою семью; на лицах родных плясали отблески телевизора. Какое-то время Пиппа наблюдала за ними из темноты. Джош в пижаме, неуклюжий и маленький, сидел на коврике и играл с лего. Отчим шумно смеялся над какими-то шутками из телевизора; хохот был слышен даже на улице. Мама хмыкнула, хлопнула его ладонью по груди, и Пиппа прочитала по ее губам: «Ох, Виктор, это же не смешно».

— Когда люди падают, всегда смешно, — громогласно парировал тот.

У Пиппы защипало в глазах и перехватило горло. Она думала, что больше никогда их не увидит. Не будет улыбаться вместе с ними, плакать, смеяться, взрослеть по мере того, как стареют родители, перенимая их привычки: то, как отчим готовит картофельное пюре или как мать украшает на Рождество елку. Не увидит, как Джош превращается в мужчину, не узнает, как звучит его подростковый басок. Из таких деталей, больших и маленьких, складывается жизнь. Пиппа чуть не потеряла ее, а теперь получит обратно.

Если все сделать правильно.

Она проглотила комок в горле и как можно тише отперла замок.

Скользнула в дом, прикрыла за собой дверь с едва различимым щелчком, надеясь, что его заглушит шум аплодисментов, звучащих в тот момент из телевизора. Ключи Пиппа сжимала в кулаке, чтобы ненароком не звякнули.

Медленно, осторожно, затаив дыхание, она прошла мимо гостиной, покосившись на затылки, прислоненные к дивану. Отчим зашевелился, и сердце у Пиппы екнуло. Она застыла на месте. Но нет, все в порядке, он просто усаживался поудобнее, обнимая мать за плечи.

Она шагнула к лестнице: тихо, украдкой. Третья ступенька скрипнула под ногой.

— Пиппа?! Это ты? — позвала мать, оборачиваясь.

— Ага. Я! — отозвалась Пиппа, торопливо взбегая по лестнице, пока мать ее не увидела. — Простите, мне очень надо в туалет.

— У нас и внизу есть, если ты забыла, — крикнул отчим, когда она уже сворачивала за угол. — Если, конечно, тебе приспичило не по…

— Я думала, ты ночуешь у Рави. — Это опять мама.

— Сейчас приду! — крикнула Пиппа, забегая в ванную, закрывая за собой дверь и запирая защелку. Ручку тоже надо будет отмыть.

Чуть не попалась. Вроде ничего не заметили: ни капель крови, ни взлохмаченных волос, ни ссадин по всему лицу. Их придется прятать в первую очередь.

Пиппа сняла толстовку через голову, закрыв рот и глаза, чтобы засохшая кровь не попала на слизистые. Вывернула вещь наизнанку и уронила на плитку. Скинула кроссовки с носками, затем сняла легинсы. На темной ткани крови не было видно, но Пиппа знала, что она там есть, прячется в волокнах. Сверху лег спортивный топ, посреди которого темнело маленькое ржавое пятнышко, где кровь просочилась сквозь толстовку. Пиппа сложила одежду в кучу и включила душ.

Теплую воду. Горячую. Еще горячее. Такую, что невозможно терпеть. Вода должна обжигать, чтобы снять верхний слой кожи. Как иначе смыть с себя следы маньяка?

Пиппа намазалась гелем для душа, глядя, как розоватая вода стекает по ногам между пальцами и сочится в канализацию. Затем принялась тереть кожу и намыливаться, вылив на себя почти полный пузырек геля и не забыв выскоблить содержимое из-под ногтей. Трижды прополоскала волосы; пряди заметно истончились и стали ломкими. От шампуня защипало ссадину на щеке.

Отмывшись дочиста, Пиппа вылезла из душа и замоталась в полотенце. Воду выключать не стала: пусть смоет остатки крови с поддона. Его тоже надо будет протереть.