Тетя потащила меня к первому попавшемуся психиатру. После многочисленных анализов и нескольких ночевок в больнице, врач сделал скоропалительные выводы и, не имея желания разбираться, напичкал мой карман таблетками и с пожеланием удачи отправил меня восвояси. Тетка серьезно относилась к приему лекарств. Но я их ненавидел. От них я чувствовал усталость и хотел лишь одного — спать. В течение пяти лет я принудительно принимал вещество, которое превратило меня в зомби, отняв способность к воображению. И лишь погрузившись в мир собственных мыслей, я становился немного счастливее.
В восемнадцать я съехал от тети. Мы спорили из-за переезда и последним словом, которое я ей сказал, было «отвали». Спустя три недели она, как и мои родители, погибла в автокатастрофе. Пьяный водитель выехал на встречную полосу, вынудив ее свернуть с дороги, где тетя и врезалась в дерево. Много раз после ее смерти я приходил на место аварии, сдирал обгоревшую кору с дерева, пытаясь удалить доказательство существования женщины, которая посвятила свою жизнь моему воспитанию только для того, чтобы перед смертью услышать «отвали». Этого оказалось достаточно, чтобы разжечь во мне глубокую ненависть к алкоголю, наркотикам и людям, их потребляющим.
Эти дурманящие вещества разрушили мою жизнь, оставили меня одного, заставив скитаться в мире, которого я не понимал и где чувствовал себя чужаком. Я до такой степени возненавидел наркотики, что даже перестал употреблядь лекарства, которые принимал столько лет, и вернулся к темному воображаемому миру в своей голове, полной прекрасных видений и мрачных мыслей. Голоса снова вернулись и бесконечно разговаривали со мной. Не могу сказать, что меня огорчала такая компания, потому что именно они развлекали меня долгими ночами, когда я сидел в темной комнате, освещенной свечами, или иногда мерцанием телевизора.
Войдя в большой центр, где проходил фестиваль, мне бросились в глаза палатки, расставленные по всей территории. Художники сидели, склонившись над мужчинами и женщинами, некоторые из них выглядели явными любителями чернил, но были и те, кто осмелился сделать бабочку на бедре только в знак протеста родителям. Я избегал людей такого типа. Они даже не попытались бы понять проделки моего мозга, поэтому мне был нужен кто-то мрачнее, тот, кто мучился подобно мне, кого я мог называть своим.
За одной девушкой я следил годами. Не постоянно преследовал, а время от времени подсматривал за ее жизнью в интернете. В наше время социальные сети очень сильно упростили поиск людей, и я помню, как не спал поздно ночью, просматривая загруженные фото и пьяные твиты, которые она писала своим друзьям.
Она всегда была пьяной и не в себе, и я задавался вопросом, не пыталась ли эта девушка таким образом забыть свою жизнь так же, как и я свою?
Однажды я наткнулся на нее в тату-салоне в центре города. Ей как раз наносили последние штрихи, а я пришел к художнику, который создал зверя на моей спине. У того клиентка, пустоголовая блондинка с тату в форме сердца на плече, орала от боли и закатила истерику, поэтому я вышел на улицу, чтобы подождать мастера и закончить начатое. Меньше всего в тот день мне хотелось слышать чьи-то визги.
Я стоял у дверей, когда невысокая девушка вышла из салона и прислонилась к стене рядом со мной. Она достала телефон и начала просматривать один из множества сайтов в интернете. Бросив случайный взгляд, я увидел ее имя.
Помню, как несмотря дополуденное время от нее несло спиртным. Она заметила, что я пялюсь в ее экран, и обозвала меня ебаным мудаком, прежде чем обратно зайти в салон, а запах выпивки так и следовал за ней шлейфом.
Моментально возненавидев ее, я смотрел так, будто она одна из тех, кто помог разрушить мою жизнь.
Но даже тогда меня к ней влекло. Она казалась подавленной и разбитой, злой на весь мир и на населявших его людей. Возможно, я встретил свою родственную душу, которой из-за антипатии к общению и дружеским беседам позволил ускользнуть. У меня никогда не получалось непринужденно болтать или вести пустые разговоры о погоде, например. Внутри скопилось слишком много боли и страдания, чтобы просто отвернуть голову и игнорировать их.
Девушка вышла из салона через пятнадцать минут, и в голове тут же всплыло ее имя. Воспоминание о ней засело у меня в мозгу, не позволяя забыть ее лицо и взгляд, которым она одарила меня, когда поймала за подглядыванием в экран телефона.
Я презирал ее за то, что она была пьяная, но и хотел, так как понял, что ее душа изранена не меньше моей.
Придя домой той ночью, я взялся ее искать. Имя казалось знакомым, но вспомнить, где слышал его раньше, не удавалось. Я пролистал бесконечное количество фотографий с ней и ее подругой. Большинство снимков были сделаны в баре: две девушки, сиськи которых выпрыгивали из кофточек с застывшими на лицах широкими улыбками и с рюмками, полными яда в каждой руке. Я искал ее каждую ночь и очень быстро мое увлечение переросло в одержимость. Из-за фотографий и постов я чувствовал, будто знаю ее, и что в какой-то мере стал частью ее жизни.