Хорошая девочка (СИ)

— Господи, детка, — стонет, — а ты, никак, мне хочешь с этим помочь?

— Чего это? — складываю по-турецки ноги.

— Мое либидо уже бьется в предсмертной агонии. — Смеется.

— А?

— Говорю, плохи мои дела, если девушка в постели со мной думает о смерти.

— Это я Шварценеггера вспомнила.

Брови Бекетова касаются кромки волос. Машу растерянно руками.

— Ай, не бери в голову. Просто он тоже огромный.

Сергей откидывается на подушку и, глядя в потолок, сам себе говорит:

— А я еще думал, что это у меня мысли скачут как блохи.

Не посчитав нужным это как-то прокомментировать, несмело касаюсь ладошкой Бекетовской груди. Сползаю к глубокому желобку на животе, проходящему аккурат между теми самыми вожделенными кубиками, и останавливаюсь.

— У тебя грудь как у черепашки-ниндзя.

— А у тебя весьма специфические сексуальные фантазии, — ржет Бекетов, демонстрируя идеальную работу дантистов.

— У них тоже кубики на груди.

— Это панцирь, глупенькая. Смести руку ниже…

Его приказ отзывается в животе легкой щекоткой. Я облизываю пересохшие губы и решительно опускаю ладонь.

— А говорил, либидо сдохло, — восхищенно шепчу я, с некоторой опаской сжимая пальцы вокруг мощного ствола. Бекетов запрокидывает голову сильнее, отчего жилы на шее натягиваются и проступают под кожей. Я осторожно перемещаюсь вверх, наклоняюсь и прихватываю одну из них зубами. Сергей резко выдыхает.

— Что-то не так?

— Все так. Только кулак сожми сильней. — Он кладет свою руку поверх моей, несколько раз проводит, чертыхается и бросает: — Сейчас я быстро кончу, а потом продолжим, ладно?

Как кончит? Что… Куда… А-а-а. Понятно. Подчиняясь движению его руки, начинаю резче его ласкать. Панические мысли, не успев окончательно сформироваться, вытесняются гораздо более приятными и порочными.

— Да-да-да. Блядь. Вот так. А теперь замри, — шепчет Бекетов, задевая губами мою пунцовую щеку. Несколько томительно долгих секунд ничего… вообще ничего не происходят. Я начинаю переживать, как бы там чего не сломала, когда руку обдает теплым. — А-а-ах. Да. Детка. Да. Секундочку дай мне… Все слишком чувствительно. А потом можешь продолжить.

— А можно я просто тебя обниму? — отчего-то я до слез расчувствовалась.

— Конечно, обнимай. Иди сюда.

Укладываюсь ему на грудь. Сердце Бекетова долбит в ухо. Испачканная рука нерешительно замирает, так и не коснувшись его живота. Тогда Сергей накрывает ее своей и, прижав к коже, позволяет размазать его удовольствие по торсу. Шмыгаю носом. Раз, другой… Не знаю, почему меня так ведет.

— Детка. Я таки тебя напугал?

— Дурак, что ли? Мне кайфово.

— Ага… — недоверчиво хмыкает Сергей. — С чего вдруг? Тебе даже ничего не перепало. Но я попытаюсь реабилитироваться.

— Нет! — вскрикиваю. — Не надо. Давай просто полежим.

Он внимательно вглядывается в мое заплаканное лицо:

— Слишком много эмоций?

— Да. Пожалуй… Тебя никак не обидит, если мы на некоторое время отложим остальное?

— Нет. Мы же никуда не спешим. Я все равно до тебя доберусь. Ты хотя бы мокренькая?

— Сергей! — утыкаюсь носом ему в плечо, надеясь, что он не успел заметить моих пылающих щек.

— Да или нет?

— Да! Все. Теперь давай помолчим?

Мы и правда зашли очень далеко. Мне нужно привыкнуть. Потому что здесь все как будто по-новому. Даже воздух, которым я дышу, другой. Разреженный. Вкусный. Не могу им напиться. Так, наверное, себя чувствуют покорители горных вершин.

— Сара…

— М-м-м?

— У моего отца скоро день рождения. Пойдешь со мной? Я приглашаю.

— Зачем это? — сажусь резко.

— В смысле? У нас отношения. Да и, в конце концов, с твоей семьей-то я познакомился.

— Вынужденно. Заметь, это другое.

— И пусть. Как это мешает познакомиться с моей родней добровольно?

— А ты всех своих любовниц с мамой-папой знакомишь?

— Нет. Обычно мы трахаемся, и на том все заканчивается, — психует Бекетов. — Это то, что ты хотела услышать? Я тебя не разочаровал?

— Ну и чего ты орешь? — обиженно поджимаю губы, хотя, если честно, ответ Сергея очень тешит мое самолюбие. Ведь по всему выходит, что я для него действительно какая-то особенная.

— Потому что не люблю повторять по сто раз одно и то же!

— Тяжело тебе будет в должности тренера.

— Сейчас я про личное.

— Согласись, учитывая твой бэкграунд, мои вопросы вполне оправданы. Ты тот еще бабник. А я не хочу примерять на себя роль лохушки, которой все сочувствуют за глаза. Это унизительно.

— У нас все будет по-другому! Я ведь сказал.

Бекетов поднимается. Берет сброшенное на пол полотенце и, обернув то вокруг бедер, отходит к окну. И как-то так одиноко его фигура на фоне этого окна смотрится, так неприкаянно, что я тороплюсь заметить:

— Послушай, я же ни в чем тебя не обвиняю! Напротив. Допускаю, что ты действительно так думаешь, но…

— Но у меня дерьмовый бэкграунд, и ты не веришь, что я могу измениться.

— Скажем так — это сложно.