Читаем Хорошая девочка. Версия 2.0 (СИ) полностью

— Вы, Владимир Львович, полны сюрпризов. Но чай завариваете прекрасно. Этот сбор я прошлым летом из Китая привезла. Почему-то никому дома не понравился, да и здесь его тоже что-то не очень любят, — болтаю много и глупости.

Потому что внезапно волнуюсь. Как школьница, которую на дискотеке пригласил на танец красавец-студент.

Ну не дура ли?

Как есть дура. Потому что еще и краснею вся мгновенно: ото лба, ушей и до груди аж, когда Влад накрывает ладонью мою руку. Нервное постукивание пальцами об блюдечко прекращается.

О, это я, оказывается.

— Не стоит так переживать, Маргарита Анатольевна. Вы не обязаны радовать всех окружающих постоянно, оправдывать ожидания и соответствовать их представлениям, — медленная и спокойная речь Владимира Львовича возвращает меня из юношеской поры розовой сахарной стекловаты в суровую реальность. И вовремя, ибо оказывается, что сидим мы как-то уж очень близко друг к другу, а рука моя полностью спряталась в его больших и теплых ладонях.

Ой-ой-ой! Маргарита Анатольевна, где Ваш профессионализм и холодное рациональное «я»?

Осторожно беру свою чашку.

Двумя руками.

И слегка отползаю в сторону вместе со стулом:

— Спасибо, Владимир Львович. И чай отличный, и мысли разумные. Хорошо же, давайте сейчас обсудим срочное, да разойдемся с миром до понедельника.

Влад задумчиво улыбается и глядит на меня, забившуюся в угол, с понимающей усмешкой:

— Из срочного у нас ничего, все исследования и расчеты идут согласно графиков. Но поговорить нам с Вами всегда есть о чем. Предлагаю продолжить за ужином. Здесь неподалеку отличный маленький ресторанчик недавно открылся.

Сижу обалдевшая. Хорошо хоть рот закрыт.

Это что это? Это как это?

Пресвятые просветители! Соберись, Рита!

— Предложение Ваше, безусловно, лестно, но, увы, вынуждена отказаться — сын приболел. Без присмотра его дома надолго не оставишь. Иначе страдать будет две недели вместо одной. Спасибо огромное за чай, обязательно вечером посмотрю почту и отпишусь, — долгим глотком допить оставшиеся полкружки, подскочить, сполоснуть чашку. Избегая взглядом выдающуюся фигуру своего аспиранта, величественно расположившуюся в кресле.

— Хороших выходных, Владимир Львович! — виновато улыбнуться, на бегу практически переобуться, схватить куртку и выскочить за дверь.

Сорок лет, а все — дура дурой.

Вторая ремарка от «неглавного героя»

'О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!'

Ф. И. Тютчев

Комета улетела.

Занятно, что предположения о комплексе отличницы и стремлении оправдать ожидания окружающих подтвердились на все сто.

Есть с чем работать. И это он сейчас не про нудные алгоритмы для диссера, который, при желании, можно было защитить еще год назад.

Глава 8

Самые опасные люди в нашей жизни

'Друг другу клянёмся, и крепкими узами

Пытаемся счастье своё удержать.

А в доме — уют и любимая музыка.

И, кажется, некуда больше бежать…'

Анна Островская

Нервный вечер пятницы без мужа, но с бунтующим осликом и жутким раздраем в мыслях и чувствах требовал хоть каких-то реанимационных мероприятий.

Если завтра на работу и выпить не вариант, то надо спасаться иначе.

Задумчиво перебираю флакончики в шкатулке с аромамаслами.

Это настоящие бесценные сокровища.

Мое утешение (лаванда и ландыш), вдохновение и бодрость (иланг-иланг и можжевельник), настройка на рабочий лад (нероли и грейпфрут), слезы от тоски и безысходности (ваниль и морковь), вера в лучшее (сандал и жасмин).

Все это есть здесь. И кое-что сверху, да.

Я никогда не читаю описаний: «Что к чему, от чего и для кого». Сразу нюхаю.

С ароматами я живу ассоциациями. Поэтому от запаха бергамота не бегу заваривать чай, а вспоминаю любимый флакон от Тома Форда — дико дорогой для педагога, но такой желанный. Помню, когда я рискнула все же купить себе эту коробочку шоколадного цвета с золотыми буквами, Саша долго бурчал. И про то, что такие покупки глупость несусветная, только деньги на ветер, и вообще, раз так, то тогда это мне на Новый год, 14 февраля и 8 марта.

Никогда не делила семейный бюджет и не сравнивала: кто сколько потратил на себя. С претензиями по поводу мужниных рубашек и костюмов за «дикие миллионы» не выступала. Видимо, зря. Это все воспитание: мужчина главный в семье, он может творить что вздумает, а ты — только с его одобрения и разрешения.

Пресвятые просветители, вот это я совсем не сова, оказывается… потому что мудрость, если она в том, чтобы потакать мужу, смиряться и терпеть — это совсем не мудрость. А дурость.

И да, в «Венецианском бергамоте» мне при любой погоде и в любом состоянии хорошо было. Все семь лет, что он у меня протянул.

Решительно достаю флакончик с морковкой.

Это детство. Яркое. Давнее.

Это маленькие баночки с густым соком.

Перейти на страницу:

Похожие книги