Она выдувает пузырь из слюней, это тошнотворно и в то же время завораживающе. То, как слюни выползают ей на губы, как она втягивает их обратно. Она наглая и в то же время ребячливая, все вместе. Хочу спросить ее, почему она так часто сидит тут одна, чем на улице лучше, чем дома, но она уходит. Перекидывает ноги на другую сторону ограды, спрыгивает и шагает в сторону одной из многоэтажек. Я смотрю ей вслед, она каким-то образом чувствует мой взгляд, догадывается, что я смотрю. Оглядывается и смотрит на меня через плечо, как будто спрашивая: «Чего надо?» Я улыбаюсь в ответ, она пожимает плечами. Я делаю еще одну попытку.
– Как тебя зовут? – выкрикиваю я.
Она останавливается, поворачивается ко мне лицом, ковыряет потертой кроссовкой землю. Раз, два.
– А тебя как?
– Милли, меня зовут Милли.
Она прищуривается – видно, что колеблется, но все-таки отвечает.
– Морган, – говорит она.
– Красивое имя.
– Плевать, – отвечает она, пускается бежать трусцой и скоро исчезает из вида.
По дороге к дому я все время повторяю ее имя, пробую его на вкус и, пока ищу в портфеле ключи, не могу сдержать радость. Я выстояла в стычке с Иззи и Клондин, я поговорила с девочкой на ограде. Я могу, я могу жить без тебя.
6
Пока мне удается держать в тайне твои ночные посещения.
То, что ты, как змея, проползаешь под дверью. Прямо ко мне в постель. Укладываешься рядом, вытягиваешь свое чешуйчатое тело вдоль моего. Напоминаешь, что я по-прежнему принадлежу тебе. Утром я оказываюсь на полу, лежу там, свернувшись калачиком, укрывшись одеялом с головой. Кожа горячая, а внутри холод, это трудно описать. В одной книжке я читала, что у жестоких – горячая голова, а у психопатов – холодное сердце. Горячее и холодное. Голова и сердце. А что, если происходишь от человека, в котором сочетается то и другое? Что тогда?
На завтра у нас с Майком назначена встреча с прокурорами. Это такие люди, которых наняли, чтобы упрятать тебя под замок. И выбросить ключи. А ты сидишь сейчас в камере и, наверно, думаешь – почему? Почему я вдруг пошла в полицию, если столько лет терпела? Вообще-то есть две причины, но я могу тебе рассказать только об одной, вот она.
Мой день рождения, это сладкое шестнадцатилетие. Оно будет только в декабре, но ты начала готовиться заранее, за несколько месяцев, но не так, как готовится мать. Ты пообещала мне, что я никогда не забуду этот день рождения. Если выживу – подумала я про себя. Начали приходить имейлы от твоих знакомых. Черное чрево Интернета. Шорт-лист. Три женщины и один мужчина приглашены разделить торжество. Разделить меня.
Хоть это мой день рождения, но мне была уготована роль подарка. Точнее, козла отпущения, пиньяты[5]. О, это сладкое шестнадцатилетие, говорила ты, ты больше не могла ждать. Ты смаковала эти слова, для тебя они были как сахар. Для меня как лимон. Горькие и кислые.
Собираясь в школу, я почувствовала приближение мигрени – еще один подарочек, который ты оставила мне на память. Застегнуть пуговицы на блузке никак не удавалось, пальцы не слушались – все равно что пытаться вдеть нитку в иголку палочками для еды. Я провозилась дольше обычного, и, когда проходила мимо комнаты Фиби, дверь была закрыта – я подумала, что она уже ушла. Я не видела ее после вчерашней встречи в школьной раздевалке. Надеюсь, они с девочками досыта «повеселились» за мой счет.
Три пролета вниз, толстый кремовый ковер. Он заканчивается в холле, дальше начинается мраморная плитка. Я оступаюсь на последней ступеньке, скольжу и грохаюсь на холодный мрамор. Наверное, я вскрикнула, потому что из кухни выходит Майк.
– Ничего, ничего, – говорит он. – Сейчас я помогу тебе.
Он помогает мне сесть на нижнюю ступеньку лестницы, сам садится рядом.
– Вот идиотка, – говорю я.
– Не переживай, – отвечает он. – Это же естественно. Ты еще не привыкла к этому дому. Ты стараешься не смотреть на свет. У тебя что, приступ мигрени?
– Похоже на то.
– Нас предупредили, что у тебя такое бывает. Тебе лучше остаться дома, по крайней мере до обеда. Попытайся заснуть.
Мой первый порыв – сказать «нет», но потом я вспоминаю, где я – и где ты. Иногда ты оставляла меня в пятницу дома, устраивала мне длинные выходные. Ты звонила в школу, говорила, что я приболела, что-то с животом или простуда. И мы оставались вдвоем на три долгих дня – только ты и я.
– Чайник закипел. Я заварю тебе чай, выпьешь – и сразу в постель, хорошо?
Я киваю, он помогает мне подняться. Я спрашиваю, где Фиби и Саския. Уже ушли, отвечает он.
– О, чуть не забыл. Ведь Саския оставила на кухне для тебя подарок.
Коробочка маленькая, квадратной формы. Завернута в синюю бумагу, перевязана красной ленточкой.
– Открой, если хочешь.