Хорошая я. Плохая я

Боль обрушивается на щеку, отдается в ухе с другой стороны. Пощечина. Смех, восхищение выходкой Иззи. Мои глаза закрыты, но представляю, как Иззи склоняется в низком поклоне, будто актер, который привык к восторгам публики. Ее голос еле слышен, звон в моем ухе заглушает его, но слова различимы:

– Я. НИКОГДА. НИЧЕГО. НЕ. ПРОШУ. ДВАЖДЫ.

А я никогда ничего не забываю.

Никогда.

Получив, чего хотели, они уходят. Я прижимаю ладонь к горящей щеке, и тут накатывают воспоминания о тебе. Затягивают меня с головой. Как водоворот. Мы снова у себя дома, я прямо чувствую запах лаванды, которую ты так любишь. Ваза стоит в ванной комнате. Вечер твоего ареста. Почти весь день я провела в полиции. Чтобы меня отпустили из школы после ланча, я написала записку как бы от твоего имени и отдала в учебную часть. Меня отпустили без вопросов.

Я боялась смотреть на тебя в тот вечер, встречаться с тобой взглядом, чтобы не выдать свою постыдную тайну. Она и так пятнами проступала на моем лице. Я вызвалась погладить белье, чтобы скрыть, как дрожат мои руки, а заодно быть при оружии, если полиция придет, пока ты не спишь и ты набросишься на меня. Ты выглядела по-другому, уменьшилась, что ли, стала немножко не такой пугающей. На самом деле изменилась не ты, изменилась я. Конец уже близко. Или начало.

Я боялась, что они вообще не придут, передумают, решат, что я обманываю. Я старалась дышать ровно, стоять прямо, хоть это не имело особого значения – ты могла наброситься на меня в любой момент без всякого повода. Вот ты составляешь букет, а через минуту – требуешь, чтобы я устроила шоу. Почти не осталось таких повседневных дел, которые не напоминали бы мне о тебе, о том, как их делала ты. Перед сном я ждала распоряжений от тебя – где мне спать. То ли с тобой, то ли ты отпустишь меня к себе, я получу передышку. Самое смешное или самое печальное, что в ту ночь одна моя половина хотела спать с тобой, потому что это наша последняя ночь, а другая половина боялась подниматься по лестнице. Восемь ступенек вверх, еще четыре, дверь справа на площадке. Напротив моей. В игровую.

Ты ничего не сказала, закрывая за собой дверь спальни, это была одна из таких ночей. Ты могла целыми днями не разговаривать со мной, не замечать меня, а потом вдруг накинуться, хватая за лицо, за волосы, за все, что попалось под руки. Я пожелала тебе спокойной ночи, шепотом. Могла бы еще добавить, что люблю тебя, и это правда. До сих пор люблю, хотя стараюсь разлюбить.

Я поднялась по лестнице и прижалась лбом к стене рядом с дверью напротив моей. Мне нужно было ощутить какую-то твердую опору, но я тут же отшатнулась. Я слышала их. Голоса крошечных призраков пробивались из-за стены. Метались. Падали вниз. В полном безлюдье.

Она снова будет там, эта девочка, которая показала Фиби средний палец. Я знала, что будет. Видела ее пару раз после того первого вечера. По дороге из школы поворачиваю за угол, и вот она – сидит на прежнем месте. В животе у меня делается щекотно, это не страх. Радость, скорее. Возбуждение. Маленькая, одинокая фигурка. До сих пор я с ней не разговаривала, но сейчас собираюсь. Когда я приближаюсь, она начинает раскачивать ногами и по очереди бьет то одной ногой, то другой по кирпичному ограждению, которое отделяет квартал многоэтажек от нашего дома. Под правым глазом у нее синяк, глаз опух и почти не открывается. Спортивный костюм синего цвета. Здоровый глаз внимательно смотрит на меня, когда я прохожу мимо. Мигает, снова мигает. Одноглазая азбука Морзе. Я вынимаю чипсы, рюкзак громко щелкает замком, он понимает свою роль в этом спектакле. Смотрю на нее. Она отводит взгляд в сторону, напускает на себя безразличный вид, начинает весело насвистывать. Лицо у нее все в веснушках. Я пожимаю плечами и начинаю переходить через дорогу. Три, два…

– Эй, у тебя нет чего пожрать?

Один.

Я оборачиваюсь:

– Вот чипсы, угощайся, если хочешь.

Она озирается, бросает взгляд через плечо, словно проверяет, одни ли мы, потом спрашивает:

– С каким вкусом?

– Соль и уксус.

Я подхожу к ней, но не вплотную, и протягиваю пакет. Если захочет взять, ей придется спрыгнуть. Она спрыгивает. Быстрым движением хватает пакет и запрыгивает обратно. Ноги в потертых кроссовках снова бьют о стену: бум-бум, туда-сюда. Я спрашиваю, как ее зовут, но она не обращает внимания. Она не ест чипсы, она их заглатывает. Минута – и пакет пуст. Она вылизывает его. Засовывает внутрь лицо, собирает крошки со дна. Готово. Пустой пакет летит на землю. Она старше, чем кажется, ей лет двенадцать или даже тринадцать. Просто очень мелкая для своего возраста.

– Больше ничего нет?

– Ничего.