Читаем Хорошая пословица полностью

Даже поёжился Афанасий. Скорей бы уж наши подошли, одному страшно что-то. А на миру и смерть красна…

И тут взглянул он на большую ель, ветви которой согнулись под тяжестью снега, и увидел такое, что мороз по спине пошёл. Из ветвей на него смотрели два глаза. И это были не жёлтые глаза рыси и не круглые глаза филина, а два человеческих глаза!

Но вот что самое страшное: человека не было видно! Ни рук, ни ног, ни головы. Только глаза! И смотрят пристально, зло.

Когда Афанасий встретился с ними взглядом, он даже зажмурился: «Это смерть моя!» И понял: сделай он сейчас оплошность — погиб…

Старый солдат в таких случаях знает одно правило: главное — не пугаться, не торопиться… Афанасий медленно прислонил к перилам моста винтовку, достал из кармана кисет с табаком, стал вертеть цигарку. И виду не подаёт, что заметил что-то недоброе.

Закуривает Афанасий, уткнулся носом в горстку, к огоньку спички, зажатой в ладонях, а сам сквозь пальцы ещё раз на эти страшные глаза взглянул.

Есть! Следят за ним! Не смотрит так ни зверь, ни птица — человеческие глаза ни с какими не спутаешь. Но как же они попали туда, на ёлку? Не дед же мороз туда забрался!

Прищурился Жнивин, взглянул пристальнее и различил, как на загадочной картинке, руки в белых рукавицах, голову под белым капюшоном и человеческую фигуру во всём белом. И из белой груды, затаившейся среди заснежённых ветвей, торчат сапоги. Не нашего покроя — с закорючками на носах, какие носят фашистские лыжники.

Первым делом захотелось ему схватить винтовку да закатить этому деду-морозу меткую пулю, но воздержался. Заметил на другом дереве среди ветвей ещё подошвы сапог. Значит, врагов тут много. Засада. Накануне метели они на ёлки забрались, потому и следов нет. Ловко устроились! Что же теперь делать? Открыть стрельбу, наших предупредить? Но ведь в ту же секунду и самого убьют. А что от него толку, от мёртвого? Он до победы воевать должен! Нет, так, зря, погибать не годится…

Вихрем промелькнули эти мысли в мозгу солдата, и он стал действовать так, как враги и не ожидали.

Оставил винтовку на мосту, подошёл под ёлку, на которой фашист сидел, и, как будто ничего не заметил, давай под деревом снежок отаптывать.

Затем достал перочинный ножик и ну на коре какой-то знак вырезать.

Наблюдают за ним фашисты. Затаились по деревьям, ничем себя не выдают. Для них один солдат не добыча. Они караулят всю роту. Вот как подойдут русские, не ожидая нападения, так и ударят они сверху из автоматов. Да так всех наповал и положат. Главное, чтобы этот русский разведчик ничего не заметил.

А его можно и в плен взять. Винтовку-то он на мосту оставил, какой-то дорожный знак вырезает.

И вот фашистский автоматчик стал осторожно спускаться с ветки на ветку. Да вдруг как прыгнет! И, стряхнув с ветвей груды снега, обрушился на Жнивина как лавина.


Но Жнивин того и ждал. Ухватил его за руки, сам под него подсунулся да спиной к дереву и прижал. И очутился фашист у него на спине беспомощный, как куль муки. И рук не выдернет, и слезть не может…

Жнивин у себя в деревне и не таких силачей перебарывал! Держит его, как в железе!

От дерева он — на дорогу, а по дороге — бежать к своим. Бежит и врага на спине тащит.

Фашистский дед-мороз завопил истошным голосом. Тут его приятели не выдержали и давай из автоматов палить. Да только вместо Афанасия всё попадают своему в спину.

Стрельбой-то и выдали себя.

Наши как ударили по деревьям из пулемётов — из ручных и станковых, так и полетели «ёлочники» вверх тормашками.

А когда бой кончился, командир подозвал к себе Жнивина и спросил:

— Ну, что скажешь, разведчик? «Следов нет — и врагов нет»… Плохая твоя пословица!

Смутился старый охотник:

— Да, эта пословица на войне не годится. Придётся её заменить другой: «Бываешь в разведке — посмотри и на ветки!»

Командир улыбнулся и сказал:

— Вот эта пословица хорошая!

Вдвоем с братишкой



Наши войска шли в наступление. Связисты тянули следом за ними телефонные провода. По этим проводам артиллеристам сообщают, куда стрелять; штабам — как идёт атака, куда посылать подкрепление. Без телефона воевать трудно.

И вдруг в разгар боя оборвались провода и связь прекратилась. Немедленно на линию выслали связистов. Вдоль одного провода побежали на лыжах боец Афанасий Жнивин и его товарищ Кременский.

Провод был протянут по уцелевшим телеграфным столбам. Смотрят солдаты: один конец провода валяется на снегу, а другой торчит на столбе.

«Наверное, шальная пуля разорвала либо от мороза лопнул, — решили бойцы. — Вокруг тишина. Кто же его мог оборвать?»

Кременский полез на столб. И только потянулся к проводу, как раздался негромкий выстрел снайперской винтовки, и солдат упал. Снег окрасился кровью. Вражеская пуля попала бойцу прямо в сердце.

Жнивин нырнул в снег и спрятался под большим старым пнём.

Молча стоят густые ели, засыпанные снегом. Не дрогнула ни одна ветка. Где же сидит фашистский снайпер? Не успел разглядеть его Жнивин с первого выстрела. А после второго поздно будет: меткая пуля глаза закроет. Опытный фашистский снайпер затаился где-то на дереве и бьёт без промаха.

Перейти на страницу:

Все книги серии Читаем сами

Тюлюлюй
Тюлюлюй

Однажды трёхлетний мальчик никак не засыпал всё капризничал. Родители замучились с ним. Тогда я выслала их из комнаты, наклонилась над малышом и нараспев сказала:Ты зачем, плакун-трава,Колыбельку оплела?И вдруг мальчик замолчал, уставился на меня широко раскрытыми глазами.— А что дальше? — спросил он.— Ну слушай, — говорю.Ты зачем, плакун-трава,Колыбельку оплела,Колыбельку оплела,Всю слезами залила?И я подумала: может, стоит написать такую книжечку, которая звучала бы как народные присказки и песенки? Взяла и написала. Работала над ней долго, потому что трудно да и невозможно складывать стихи и песни так, как это делали безымянные народные поэты. И до сих пор не знаю — удалась ли мне эта книжка. Судить о ней придётся вам, дети.Е. Благинина

Елена Александровна Благинина

Стихи для детей / Детские стихи / Книги Для Детей

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги