— Да. — Мэг никогда не могла взять верх над Робом, который бросил ее, когда Саша был еще совсем маленьким. — Ей всегда сложно разговаривать с отцом.
— Я знаю, — повторил он. Он выглядел слишком усталым для двадцатичетырехлетнего парня. Я обняла моего приемного сына. От него всегда пахло чистотой, несмотря на задымленные и пропахшие пивом клубы, где он работал. — Не отчаивайся.
— Я не отчаиваюсь, — солгал он.
— Мне посидеть с ней?
Саша нежно подтолкнул меня к двери. Это было только их с матерью дело, и он предпочитал остаться один, потому что оно было очень страшным и личным.
Проигранное сражение было отмечено на кухне рядом полупустых чашек кофе. Та, что стояла около телефона, была полна и символизировала момент поражения.
— Чай и кофе настолько непривлекательны на вид, — говорила Мэг. — Не понимаю, как люди их пьют.
Вино и коньяк она сравнивала с рубинами и топазами, когда случалось поговорить на эту тему. С моей страстью к вину, я не могла с ней не согласиться.
— Ненавижу тебя за то, что ты умеешь вовремя остановиться, — бросила мне однажды Мэг.
Я собрала чашки и перемыла их, тщательно оттирая застывшие разводы коричневой пены. Мег не только омрачила все важные моменты жизни сына, она внушила ему страх, что в один прекрасный день он станет похож на нее.
Я оторвалась от раковины, в сумерках за окном вдоль цветочной клумбы бесшумно скользила лиса. Она была худее, чем лондонские лисы. Говорят, что лисы являются самыми безопасными животными в городе, но мне было любопытно, сохранили ли они генетическую память. Помнят ли они запах кукурузы в разгар лета? Аромат скошенной травы?
Уилл уже лежал в постели, и я скользнула к нему.
— Она… она в порядке?
— Спит.
— Что случилось, как ты думаешь?
Я отчиталась:
— Ей позвонил Роб и хотел поговорить о деньгах, но я подозреваю, что это как-то связано с нашей годовщиной.
Мы обсуждали это некоторое время. Уилл почесал затылок.
— Думаю, я бы много отдал, чтобы Мэг была спокойна и счастлива. — он повернулся ко мне. — она за многое должна благодарить тебя, Фанни. И я тоже.
Мои чувства к Мэг могли быть двойственными, но благодарность Уилла, конечно, была приятна.
Он беспокойно заерзал.
— Как думаешь, Фанни? — спросил он. — Может быть, организовать для нее дополнительную помощь? Может быть, тебе удастся это сделать?
— Я могла бы, но было бы лучше, если бы ты просто поговорил с ней. Может быть, ей нужно твое внимание?
Он задумался.
— У меня сейчас совсем нет времени. Но я постараюсь, когда смогу. Обещаю.
Глава 2
Ровно в 8:00 понедельника внизу загудел телефон на второй линии, зарезервированной для избирателей. В этом не было ничего необычного.
— Ты ответишь? — голос Уилла был сонным. Он повернулся в кровати и потянул на себя пуховое одеяло. Прощай, сон. Он проделал это довольно ловко.
Я натянула джинсы, но еще не готова была выпорхнуть на подмостки. Утренний холод освежил мое лицо, когда я спускалась вниз. От меня требовалось не мало жертв, но общение с избирателями, пока я не была одета и умыта, не являлось приоритетом.
— Миссис Сэвидж… — знакомый голос.
— Хэлло, мистер Такер. Откуда вы звоните?
— С небесного свода номер девять.
Мистер Такер менял свое место пребывания в соответствии с лекарствами, которые принимал в настоящее время.
— Мистер Такер, вы один?
— Я никогда не бываю один, миссис Сэвидж. Но я хочу пожаловаться на недостаток ангельского терпения в Ставингтоне.
Жалоба оказалась довольно необычной.
— Мистер Такер, вы помните, мы обсуждали это на прошлой неделе? — голос на заднем плане призвал мистера Такера положить трубку и подойти. — До свидания, мистер Такер, приятно было с вами пообщаться.
Мистер Такер проживал на своей собственной планете, но, как утверждал Уилл, для голосования нужны голоса.
— Ты рассчитываешь, что персонал, заботящийся о мистере Такере, проголосует за тебя, — сказал я. — «Мистер Сэвидж такой хороший человек… он никогда не бывает слишком занят, чтобы…»
— Вот именно. Во всяком случае, депутат парламента должен выслушать каждого избирателя, даже если он не в своем уме, — заметил он.
— Ну, что ж, это проливает новый свет на Парламент, — согласилась я.
На полу в холле были расставлены моющие средства, что указывало на приход Малики. Малика была моим ангелом-хранителем, и другие жены — и особенно жены друзей Уилла — ненавидели меня из-за нее. Я нахожу в этом некоторый смысл. Можно завидовать красоте или уму другой женщины, но настоящую ненависть порождает только сияющая чистота ее дома. Не имея ничего общего с арабскими завоевателями, о которых напоминало ее имя, Малика была боснийской беженкой, позвонила на «горячую линию» Уилла и попросила работу. Уилл имел привычку делегировать подобные вопросы мне, что и сделал в очередной раз. Миссис Сэвидж, у меня две дочери и четыре внука, как я могу их прокормить? Что я могла ответить?
В первую неделю работы она разбила две китайских фарфоровых статуэтки и пролила отбеливатель на ковер. Темно-синее поле теперь было украшено тремя почти идеально ровными белыми кругами.