Хорошее время, чтобы умереть

Я положила обратно в холодильник банку красной икры.

– Этого я пока не выяснил, – пожал плечами Мельников, садясь на большой деревянный стул с подлокотниками, больше похожий на кресло.

Он положил руки на стол, на котором стояли чашки и заварничек из китайского фарфора. В хрустальной вазочке на тонкой ножке красовались необычные большие конфеты в золотой обертке.

– Да, красиво жить не запретишь, – вздохнул мой друг, беря одну из них. – И почему я не ее родственник? Глядишь, и мне перепало бы хоть что-нибудь от щедрот Ахолии Ивановны.

– Угу, мечтать не вредно… Слушай, Андрюша, – сказала я, подходя к столу, – считаю, что нам надо немедленно выяснить, откуда у бабули все это великолепие.

– Этого и выяснять не стоит, – усмехнулся Мельников, – все – из магазина!

Он подошел к кухонному шкафчику, открыл его, извлек на свет божий мусорное ведро, а из него – какую-то бумажку.

– Вот чек из супермаркета, – сказал он, протягивая мне находку, – на сумму – ни много ни мало – восемь тысяч…

– А деньги откуда? Чтобы покупать в магазине такие продукты, надо иметь министерскую пенсию.

– Согласен, – кивнул Андрей, повертев бумажку в руках и бросив ее обратно в мусорное ведро.

– И вот когда мы выясним, откуда у Ахолии Ивановны деньги, тогда мы и поймем, кто преступник, – заключила я.

– Думаешь? – с сомнением спросил мой друг.

Я уверенно кивнула.

– Ну, мать, ты даешь!.. Впрочем, я не против, давай выясним, – согласился Мельников. – И как будем выяснять?

– Я еще не всех родственников опросила.

– Ничего тебе это не даст, – покачал головой Андрей, – поверь мне. Я-то давно со всеми поговорил, – никто не знает, откуда у нее деньги. Она же ни с кем не делилась, отшельницей была наша бабуля.

– А сослуживцы? А соседи?.. Кстати, о соседях. Их тоже должны были опросить…

– Опросили, не переживай.

– И?

– Ничего интересного, уверяю тебя… О! Смотри, какая прелесть!

Андрей протянул мне конфетку, которую вынул из фантика. Она была из разноцветного шоколада в форме морской ракушки.

– Надо же! Не десерт – произведение искусства.

Мельников положил произведение искусства себе в рот.

– М-м-м… Божественно! На, попробуй – во рту тает… Язык проглотил, речи лишился…

– В другой раз.

Я вышла из кухни, по дороге в прихожую еще раз заглянула в зал, окинула взглядом антикварную мебель, картины на стенах, дорогие портьеры, ковры… Интересно, сколько все это стоит? Миллиона два? Нет, скорее всего гораздо больше. Три?.. Думаю, что даже и не три… И все это – непосильным трудом?..

На мой звонок в квартиру напротив отозвались довольно быстро: не успела я второй раз нажать кнопку, как за дверью раздался голос:

– Кто тама?

– Это из полиции, по делу гибели вашей соседки.

В приоткрывшуюся дверь просунулась седая голова в мелких смешных кудряшках.

– Меня зовут Татьяна Иванова, а вас, простите, как?

– Вера Потаповна, – пожилая женщина в зеленом фланелевом халате открыла дверь шире.

– Вы разрешите задать вам несколько вопросов?

– А мне уже задавали вопросы ваши коллеги.

– А на мои вам не трудно будет ответить? – Я старалась говорить с соседкой как можно более любезно. – Я – частный сыщик, расследую убийство вашей соседки.

– Ну, ладно уж… так и быть, – махнула она своей маленькой сухонькой ручкой. – Проходите.

В квартире Веры Потаповны было чисто, но очень бедно. Старенькая мебелишка – кое-что даже покосившееся, выцветший ковер на стене – остатки былой роскоши, линялые дешевые занавески – все это было в таком контрасте с обстановкой Ахолии Ивановны! Хозяйка предложила мне сесть в ветхое кресло, сама опустилась в такое же и уставилась на меня с ожиданием во взгляде.

– Вера Потаповна, вы не могли бы рассказать мне о вашей соседке? – спросила я.

– Вот уж о ком не хотелось бы вовсе вспоминать, земля ей пухом! – выдала женщина в сердцах.

– А что так? – сделала я удивленное лицо.

– Как это что?! – возмутилась моя собеседница. – Да вы знаете, что это был за человек?!

Я пожала плечами с самым невинным видом, мол, понятия не имею. Вера Потаповна посмотрела на меня с сочувствием.

– И радуйтесь, что не знали ее! Злыдня! Гадина! Весь дом ее ненавидел, ох как ненавидел…

– Так уж и весь? – «засомневалась» я.