Хорошее время, чтобы умереть

Мужчина махнул рукой.

– Да я в курсе, барышня, – сказал он, наливая мне чай. – Вы спрашивайте, что вам надо.

– И кстати, угощайтесь: вот варенье, клубничное, Валерий Павлович сам делал, – заворковала хозяйка дома. – Вот – домашнее печенье…

– Элла Ивановна сама пекла, – в тон ей добавил супруг. – Угощайтесь, Татьяна. Вкуснотища! Жена у меня мастерица…

Женщина посмотрела на него благодарным взглядом.

– Спасибо, обязательно угощусь… Валерий Павлович, я думаю, вы в курсе: моя задача – оправдать вашего внука Романа, доказать его непричастность к убийству вашей свояченицы – Ахолии Ивановны…

– Свояченица! – усмехнулся мужчина, покачав головой. – Соседи так себя не ведут по отношению к своим соседям, как эта… Впрочем, чего уж теперь? Она свое получила.

Валерий Павлович не торопясь помешивал ложечкой свой чай в большом бокале с цветочками.

– Расскажите, пожалуйста, о ваших взаимоотношениях с Ахолией Ивановной, – попросила я.

– Взаимоотношения? Какие у нас могли быть взаимоотношения?! Да она с первого дня возненавидела меня! – выпалил в сердцах Валерий Павлович.

– Почему? – тут же уточнила я.

– А я, видите ли, мордой не вышел!.. Вы уж извините за прямоту, я – человек рабочий… И сестрице ее я не пара: дипломов-то не получил. Да-с! Супруга моя хоть и заочно, но институт искусств закончила, а я вот… После армии сразу работать пошел: нас у матери четверо было, я – самый старший. Пока в армии был, долг Родине отдавал, отец умер, погиб на производстве. Пенсия по потере кормильца маленькая, мать одна троих моих сестренок поднимала. Потому у меня и не стоял выбор: идти учиться или не идти. Какой, к черту, институт? Я до армии курсы водителей закончил, вот и пошел шоферить. Зарплату практически всю матери отдавал, себе оставлял так – пообедать да за жилье заплатить. Я в то время комнату в коммуналке снимал – одну на двоих с товарищем: в родительской «двушке», сами понимаете, тесновато было, сестренки подрастали…

Хозяин встал, подошел к шкафу с резьбой и стеклом, достал из него старый альбом в синем бархате, открыл его и протянул мне. Я увидела на старой пожелтевшей фотографии семейство – женщину лет сорока пяти с кудряшками на голове, рядом с ней сидели три девчонки в пестрых платьицах, с косичками, а над ними возвышался юноша – в строгом костюме, коротко остриженный, очень серьезный. Это был, как я поняла, Валерий Павлович с матерью и сестрами.

– Моя мама на фабрике работала, швеей, потом и старшая сестра, Галка, пошла к ней в цех после училища. Вот она на фотографии, справа от мамы. Нам тогда полегче стало, я имею в виду, в плане денег. Я даже стал с Эллой Ивановной встречаться…

– В музее познакомились? – догадалась я.

– Да. – Супруг с любовью посмотрел на свою подругу жизни. – Она там уже тогда экскурсоводом работала, а я директора нашего возил. Она меня, поверите, сразу поразила: красавица, коса ниже пояса, умная, начитанная. Одевается, как артистка, со вкусом…

– Ой, да перестань, Валерий Палыч, что ты в самом деле! Зачем Татьяне про это знать? – закрасневшись и смутившись, сказала Элла Ивановна, бросив на меня короткий взгляд.

– Нет, я считаю, она как раз и должна знать, – возразил супруг. – Татьяна, я Эллу Ивановну тогда спросил, чего бы мне такого про искусство почитать, чтобы, значит, тоже просветиться… Ликбез, одним словом.

– Валерий, ну что ты! Татьяне сколько лет? Она же не знает, что такое ликбез.

– Если не знаете, так я объясню. Это значит: ликвидация безграмотности, было такое слово после революции. Тогда в стране много неграмотных было, вот и открывались такие курсы, где людей учили грамоте – читать и считать. Так вот, она мне книжку одну дала про художника Репина. Так и пошло у нас – встречаться начали. Сначала все про книжки говорили, про художников, копиистов, ваятелей. Она мне картины в музее показывала, рассказывала, кто их написал и в чем там смысл, ну, что художник хотел сказать людям своей работой. Мне все это было интересно, я же ничего такого не знал. Потом как-то незаметно у нас чувства возникли…

– А с Ахолией Ивановной вы как познакомились?

– Элла меня однажды домой пригласила. Познакомила с матерью, сели чай пить втроем. Опять все про художников говорили, про искусство. Тут вдруг влетает в комнату девушка – волосы растрепаны, раскрасневшаяся, лицо сердитое. Увидела нас – ни здрасьте вам, ни привет, – давай на Эллу кричать, что та у нее какую-то книжку стянула. Вижу: Элла моя смутилась, покраснела, встала из-за стола, взяла девушку за локоть и вывела из комнаты. А мама ее объяснила мне, что это ее вторая дочь… Потом так всю жизнь и было: Ахолия вечно ворчала или ругалась, всем была недовольна… Одним словом, попила она у нас кровушки!

– Валерий, я про это Татьяне уже рассказывала, – грустно вздохнула Элла Ивановна. – Думаю, ты ничего нового не добавишь.

– Валерий Павлович, а вы могли бы рассказать мне, как вы провели тот день, когда была убита ваша свояченица?