Хорошее время для убийства

— Мне придется каждый день ездить в Лондон и обратно, — не без сожаления призналась Мередит. — Правда, не сейчас, а после праздников. А пока мне кажется, что я отхватила кусок, который мне не по зубам.

— Хорошо, что вы сами это понимаете, — откровенно ответила Гарриет. Помолчав, она спросила: — Чем вы занимаетесь?

Мередит объяснила. Гарриет смерила ее задумчивым взглядом.

— Восхищаюсь людьми, которые могут удержаться на службе, — призналась она вдруг. — Я тоже работала, но недолго. Когда мне было восемнадцать лет. В Ливерпуле, потому что жила недалеко оттуда, в Виррале. Тогда я тоже ездила на работу каждый день. Моя работа была связана с благотворительностью; я подвизалась в одном фонде, где пытаются помочь людям, отвергнутым обществом. Там был центр дневного содержания для стариков, клуб молодых матерей, ясли и всевозможные программы для молодежи. Не скрою, долго я там не задержалась. Хотя я трудилась всего полдня, работа скоро превратилась для меня в пытку. — Гарриет слегка поморщилась. — Средства к существованию у меня имелись. Но в те годы признаваться в своем богатстве считалось неприличным. Скажешь человеку, что ты богата, и на тебя смотрят как на прокаженную. Я решила заняться писательским трудом — кстати, я до сих пор пописываю. Трудность в том, что я предпочитаю проводить больше времени на свежем воздухе, а писательский труд подразумевает сидение дома и отнимает массу времени. Жаль, не могу сказать про себя, что могу трудиться организованно и заниматься чем-то полезным.

— Ничего подобного! — поспешно воскликнула Мередит. — Конечно, вы можете заниматься чем-то полезным, просто пока не нашли для себя подходящего занятия.

Гарриет как будто задумалась.

— Может, когда-нибудь и найду. Хотя кое-какое дело у меня все же есть. Я не имею в виду работу… просто я нашла для себя дело, которым стоит заниматься.

Говоря, хозяйка окинула гостиную задумчивым взглядом. Ее глаза остановились на одной фотографии неподалеку. Мередит проследила за ее взглядом и увидела, что снимок довольно старый. На нем были изображены три маленькие девочки в сандалиях и сарафанчиках, а рядом — спаниель. У одной девочки были знакомые рыжие кудряшки.

Гарриет посмотрела на Мередит и поняла, что та разглядывает снимок.

— Это я, — пояснила она. — Меня всегда можно узнать по морковным волосам! — Она встала, взяла снимок и протянула его Мередит. — Рядом со мной — моя кузина Фрэн. Мы с ней ровесницы и близки, как родные сестры.

— А это кто? — спросила Мередит, показывая на третью девочку, хорошенькую, с темными волосами и обаятельной, лукавой улыбкой. — Выглядит счастливым ребенком.

— Это Каро, Каролина Гендерсон, наша приятельница. — Тон Гарриет стал чуть напряженным. — Она действительно была счастливым ребенком. Как и мы все. У нас было хорошее детство. Я рада, что Каро тогда была довольна жизнью, потому что потом ей пришлось очень и очень несладко! — Гарриет забрала снимок и поставила на место, на стол.

— Мне очень жаль. — Мередит стало неловко.

Гарриет как будто смутилась.

— Извините. Не хотела вас прерывать. Просто мы все ее очень любили. У Каро был диабет. А потом она неожиданно стала богатой наследницей. Богатство свалилось на нее как будто нарочно, чтобы еще больше осложнить ей жизнь. Отец и дядя Каро умерли, когда она была совсем маленькой. И деду по отцовской линии, богатому, как Крез, некому больше было оставить капиталы, нажитые нечестным путем. Богатство вовсе не стало для Каро благословением! — Гарриет умолкла.

— Могу себе представить. Диабет — достаточно тяжкое испытание.

— Деньги еще более тяжкое испытание. Впрочем, Каро несла это бремя не очень долго. — Гарриет взяла чашку и шумно поставила на поднос. — Ей было всего двадцать три года, когда она умерла от передозировки.

— О, извините. — Мередит снова стало неловко. — Ее смерть имела отношение к диабету?

— Вряд ли. Считалось, что у нее была депрессия. От депрессии ее лечили. Врачи прописали ей всевозможные лекарства. Я советовала ей выкинуть все эти таблетки. Жаль, что она меня не послушалась. Понимаете, как только женщине ставят диагноз «нервная больная», ее перестают воспринимать всерьез. Что бы с ней ни случилось, ей прописывают еще больше лекарств и велят относиться к жизни проще. Никто ее не слушает. Никто ей больше не верит, зато все готовы поверить всему, что говорят о ней другие!

— Проблема сложная, — осторожно заметила Мередит. — Общаться с нервнобольными очень тяжело. Они склонны преувеличивать степень своих страданий и часто рассказывают всякие небылицы, чтобы их пожалели. Мне самой пришлось столкнуться с несколькими такими…