Хорошего человека найти не легко

Полночи она сквозь сон слышала какой-то звук, словно большой камень сверлил дыру в наружной ограде ее мозга. Сама она гуляла внутри ограды по живописным холмам, ставя перед собой палку при каждом шаге. Потом она поняла, что это звучит солнце, которое хочет прожечь частокол леса, и остановилась посмотреть, что будет. Она чувствовала себя в безопасности, так как знала, что оно не сможет, что оно обязательно должно будет сесть, как садилось всегда, далеко за пределами ее владений. Когда она только остановилась, оно было разбухшим красным шаром, но, пока она стояла и смотрела, оно начало бледнеть и сжиматься и сделалось под конец как пуля. И вдруг оно прорвалось из-за края леса и понеслось под гору прямо к ней. Она проснулась, прижимая ладонь к губам, а в ушах не такой громкий, но отчетливый раздавался все тот же звук. Это бык жевал листья у нее под окном. Мистер Гринлиф опять упустил его.

Она встала, в темноте пробралась к окну и глянула сквозь жалюзи, но бык успел отойти от кустов, и сначала она его не заметила. Потом чуть в отдалении различила что-то большое и темное. Бык перестал жевать и словно разглядывал ее. Последняя ночь, больше я этого не дотерплю, сказала она себе и смотрела до тех пор, пока железная тень не скрылась во мраке.

На следующее утро она выждала ровно до одиннадцати часов, села в машину и подъехала к коровнику. Мистер Гринлиф мыл молочные бидоны. Семь штук уже стояли снаружи за дверью доильни и прожаривались на солнце. Она две недели не могла добиться, чтобы он это сделал.

— Ну вот что, мистер Гринлиф, — сказала она, — ступайте возьмите ружье. Мы сейчас пристрелим того быка.

— Я думал, вы хотите, чтоб я бидоны…

— Ступайте возьмите ружье, мистер Гринлиф, — повторила она. Голос ее и лицо были лишены выражения.

— Молодец-то опять вырвался нынче ночью, — сокрушенно пробормотал он, еще ниже склонившись над бидоном, в который засунул руку.

— Ступайте возьмите ружье, мистер Гринлиф, — произнесла она в третий раз все тем же торжествующе невыразительным голосом. — Бык сейчас на выгоне с яловыми коровами. Я видела его из верхнего окна. Я отвезу вас туда, и вы сможете отогнать его на соседний луг и пристрелить.

Он неохотно выпустил из рук бидон.

— Виданное ли дело, пристреливать собственного быка своих родных сынов, — произнес он тонким скрипучим голосом.

Он вытащил из заднего кармана тряпицу и стал яростно обтирать руки, потом сморкаться. Она повернулась и пошла, будто ничего не слыхала, только бросив через плечо:

— Жду вас в машине. Ступайте за ружьем.

Из машины она смотрела, как он плетется на конюшню, где хранилось его ружье. Вот он вошел внутрь, и раздался грохот — видно, в сердцах отбросил что-то ногой. Наконец он вышел с ружьем в руке, обошел машину сзади, рывком открыл дверцу и повалился на сиденье рядом с миссис Май. Ружье он держал между колен и смотрел прямо перед собой. Он бы рад меня застрелить вместо этого быка, подумала она и отвернулась, пряча улыбку.

Утро было сухое и ясное. Она проехала четверть мили через лес и выехала на открытое место, где по обе стороны от узкой дороги простирались пашни и луга. Торжество обострило все ее чувства. Отовсюду неслись пронзительные птичьи крики, яркая зелень лугов слепила глаза, небеса блистали немыслимой ровной синевой. «Весна!» — весело сказала она. Мистер Гринлиф чуть вздернул уголок рта, словно счел это величайшей глупостью. Перед вторым выгоном она затормозила, он с ходу вывалился из машины и, не оборачиваясь, с силой захлопнул дверцу. Потом отвел слегу, она проехала, он завел слегу на место и, не говоря ни слова, повалился обратно на сиденье.

Она медленно ехала кругом выгона, пока не разглядела быка — он мирно щипал траву вместе с коровами посередине выгона.

— Вон он, красавец, вас дожидается, — удовлетворенно сказала она, украдкой взглянув на свирепый профиль мистера Гринлифа. — Отгоните его на соседний луг, а я потом туда въеду и сама закрою ворота.

Он снова выскочил из машины, на этот раз нарочно оставив дверцу незакрытой, так что ей пришлось перегнуться через сиденье и захлопнуть ее. Она сидела и с улыбкой смотрела, как он шагает через выгон к противоположным воротам. Он делал шаг, подаваясь вперед всем телом, и тут же откидывался назад, словно призывал какие-то силы в свидетели, что действует по принуждению.

— Что ж, — сказала она вслух, как будто он все еще был рядом. — Это ваши родные детки вас заставляют, мистер Гринлиф.

О.Т. и Ю.Т. сейчас, наверное, животики надрывают, хохочут над ним. Она словно слышала их одинаковые гнусавые голоса: «Заставила папашу пристрелить нам этого быка. Папаше-то невдомек, что да как, он думает, это хороший бык. Ему пристрелить быка — нож острый».

— Если бы ваши сыновья хоть сколько-нибудь о вас думали, — продолжала она, — то приехали бы за быком. Удивляюсь я им.