Хорошенькие не умирают

А мне, я знала, так нельзя. Я-то про себя точно понимала, что ничего почти не могу, я не перо и облако, а обычное растение в горшочке, чьи корни начнут задыхаться и подгнивать, если долго не пересаживать. И я кое-как выбиралась и уходила, шлёпая мокрыми корнями — бродячий кустик всегда был моим любимым персонажем в булычёвской «Алисе».

Потом привыкла на каждом плато в своей жизни осматриваться и думать: а точно ли я хочу здесь быть, как год или пять лет назад, точно ли хочу провести здесь ещё столько же? И редко когда отвечала себе «да», поэтому рано или поздно брела дальше — без лёгкости (откуда она у бродячего куста), с печалью, но всё же шла.

А сейчас — это моё плато крошечное, до края можно дотянуться рукой, просто маленькое временное пристанище, но впервые за несколько лет я говорю «да», мне хорошо, я хочу, пусть останется счастье цвета переспелого манго, все будут при мне, никто не уйдёт, и я пусть никуда не уйду, шлёпая мокрыми корнями.

* * *

Меня тошнит от любви к этому городу, как всегда тошнило от любви.

То ли дело отношения равнодушного тепла, когда неделями живёшь котиками, в обнимку, питаясь из одной тарелки, с необязательным сексом — не сегодня, так послезавтра, с хихиканьем и киношками, когда засыпаешь легко и аж храпя, будто и не принцесса. Думаешь: близость. Думаешь: привязанность. Думаешь: наверное, влюбилась.

Но это только если забыть, как было с другим, в ледяном и потном раю, сильно смахивающем на ад в представлении хороших людей. Когда сколько вместе, столько и не спишь, потому что даже в крайней усталости не можешь расслабиться и потратить часы на сон, пока рядом дышит твоя жизнь — слишком жаль. Когда невозможно съесть ни куска, в желудке давно не было ничего, кроме чужих секретов, но схватывает живот и тошнит. Думаешь: мне бы домой, мне бы по-девичьи нежно просраться и поблевать. Думаешь: мне бы уснуть. Думаешь: мне бы туда, где не штормит и нет вертолётов, отдохнуть чуток и обратно.

Но из любви не бывает отпусков, от неё только сразу и навсегда, и не ври, что не знал. Все всё знают, Ромео, и не нужно специальных подпунктов мелким шрифтом. Устал — уехал — потерял. Отложить ничего нельзя, как нельзя приморозить время и юность, чтобы потом достать свеженьким и разогреть.

Так и здесь, душа моя, так здесь. Дай любить тебя, пока мы вместе, пусть тошнит и жара, простыни в поту, песок в тапках, и голодно, потому что душа не принимает ни булочек, ни мяса, а только солёный пот с плеча. Это ненадолго, сколько бы ни собирался, ни рассчитывал, ни хотел, — потому что любовь всегда ненадолго. Либо жизнь окажется длинней, либо любовь моя переживёт тебя, и никогда вровень, никогда не будет между нами равнодушного тепла, никогда — просто.

* * *

Когда выпадает случай пожить одной, примерно через неделю становится трудно вспомнить, зачем нужен мужчина. Дима уехал, и в доме тихо, темно и чисто, никто не забывает выключать электроприборы, не орёт в телефон. Пол белый, дорожка во дворе подметена, холодильник пуст, и спокойно, как в гробу.

И вчера посреди этого умиротворения я отправилась ужинать. Свет на крыльце оставила включённым, чтобы не возвращаться в темноте.

Через пару часов прихожу благостная, с китайской едой внутри, смотрю издалека на вьющиеся растения над входом, бамбуковую загородку, бледную лампу и думаю, как же прекрасна моя жизнь.

И тут вижу на полу местного летающего таракана. И на стене. И на бамбуковой загородке. И они продолжают выползать и вылетать, привлечённые, несомненно, энергией моего счастья, ну, и светом.

И я немедленно поступаю, как взрослый самостоятельный человек: накрываю голову шалью и начинаю визжать.

И вот тут, вот тут! Мужчина, который водил меня ужинать, выходит вперёд и своей большой ногой затаптывает первого таракана, а потом ещё нескольких, открывает дверь, загоняет меня, невменяемую, в дом, а потом берёт баллон К-500 и уходит убивать. Через некоторое время за дверью только гора трупов, но он остаётся жив, хотя и слегка подёргивается от отвращения.

И я, понимаете ли, прозреваю. Смысл даже не в том, что у него тапок сорок шестого размера, а в том, что если кто-нибудь визжит, он идёт и спасает, пусть и терпеть не может тараканов. Такой рефлекс.

А для всего остального есть кредитная карточка, кто бы спорил.

Да, пока визжала, успела рассмотреть — они не такие уж страшные, хотя и размером со спичечную коробку. Но золотистые и если не ползают прямо по мне и не лезут в дом, то и ничего.

P.S. Женщина нужна, получается, чтобы убивать для неё?

Если в мире происходит какая-то фигня, экстраверт думает, как исправить мир, интроверт — как исправить себя, а невротик — что он во всём виноват. Поэтому, когда утром я услышала адский грохот где-то возле дома, сразу выключила кондиционер, чайник и вернулась в постель. Совершенно очевидно, что я какой-то последовательностью действий обрушила мир, поэтому единственный выход — лечь и сделать вид, что ничего не было.

Через полчаса решила, что опасность миновала, и вышла на улицу.