Хорошие девочки плачут молча (СИ)

— Я получу твоё «да», Марго, — спокойно сказал я на прощание, помогая ей надеть пальто. Укутав в последний раз на сегодня в кольцо своих рук. Она вздрогнула, вздохнула, но не пыталась больше вырваться.

Мы оба знали, что черта невозврата пройдена.

— Прощай! Только не иди за мной. Я уже вызвала такси. Оно ждёт внизу.

Она обернулась на пороге и посмотрела на меня так, будто хотела запомнить.

— До свидания! — улыбнулся я и проводил её взглядом, пока шаги не затихли в подъезде, и не хлопнула входная дверь.

Выглянув в окно и убедившись, что она села в машину, я задёрнул штору и отправился спать.

Завтра будет напряжённый день. Мне надо будет многое сделать, чтобы выполнить обещание, которое я дал Марго.

На самом деле это не так просто, как я ей говорил. Совсем непросто.

Глава 6

Марго

— Я рад, что ты начала работать, но почему бы тебе не сходить куда-нибудь с подругами или друзьями? — неизменно спрашивал отец, когда заставал меня дома за ноутом или книгой.

— Ты же знаешь, я домоседка, — отвечала я одной и той фразой, после которой следовал приказ немедленно отправиться погулять.

Я ему подчинялась со скрытой радостью, потому что это было именно то, чего я добивалась.

Выйти из дома, проехать на метро две или три станции, перейти на другую ветку и поехать в ближайший кинотеатр. Или в тот, о котором мы с Михаилом условились заранее.

«Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино. Мы, как птицы, садимся на разные ветки и засыпаем в метро». Всё это пелось про нас.

Это было весело и романтично. Я чувствовала себя героиней шпионского фильма с доминирующей любовной линией.

И с непременно счастливым концом. Неважно как, но я представляла себя рядом с Михаилом. Мы будем вместе, я чувствовала это всем существом.

Готова была дать показания под пытками, что это так и будет. Хотелось верить, я убедила себя в том, что такое чувство не может просто уйти, как вода в песок.

А пока мы вынужденно прятались и соблюдали осторожность.

Отец не станет приказывать за мной следить, если не дать  повода. Он доверял мне, знал мой характер, а я знала его, поэтому обманывать было несложно.

— Я чувствую себя виноватой, — улыбалась я любимому после того, как мы насыщались друг другом. — Не выношу ложь, сам знаешь. Но понимаю, что сейчас это необходимо. Не объясняй, я всё знаю. И всё же я виновата перед ним.

Мой ладонь лежала в его, я смотрела в потолок квартиры или номера гостиницы и думала о том, как хорошо, что всё вышло именно так, как вышло. Я так и не дала однозначного «да»  в ответ на его предложение, но кольцо взяла.

Настояла, чтобы оно было тонким, гладким и из белого золота. Никакой вульгарности, только ободок лунного света, в котором заключено моё сердце.

Гравировку Михаил обещал сделать позже, это тоже было моим условием: я не носила помолвочного кольца на пальце, иногда цепляла его на ту цепочку, на которой, как на привязи, была прикреплена сапфировая бабочка.

Но чаще оно лежало в моей шкатулке с драгоценностями. Храни то, что дорого, на виду, и никому в голову не придёт, что это что-то особенное. А если бы кто спросил, откуда оно взялось, сказала бы, что шла мимо и купила. Просто так, по настроению.

Конечно, никто не спросит. Моя шкатулка хранится в спальне, прислуга, а тем более отец, не станут в неё заглядывать без весомого повода. Поводов я не давала.

Планов мы с Михаилом тоже не строили. Наверное, я в глубине души боялась сглазить, хотя по жизни слыла особой, далёкой от суеверий.

Но, обретя любовь, равной по силе которой я не знала, стала опасаться чужих взглядов, старалась укрыть её от посторонних, наслаждаться каждой минутой, не оглядываясь назад. Равно как и не мечтая о будущем.

Будущее… Возможно, я пожалею о своём сегодняшнем выборе, прокляну тот миг, когда раскрыла объятия любви, но сейчас я была счастлива, как может быть счастлива гусеница, обрятшая крылья после длительного сна. Как цветок, распустившийся навстречу солнцу, пчела, нашедшая сладкий нектар.

Мы с Михаилом стали близки всего месяц как, но я уже скучала, когда его не было рядом. По его взгляду, внешне такому холодному, беспристрастному, что, казалось, его обладателя ничто не может вывести из состояния созерцательного равнодушия. По рукам, гладящим мою спину, по словам, срывающимся с губ, когда нас никто не мог подслушать.

Это не было похоже на сумасшествие или наваждение. Это была любовь-восторг, любовь-прозрение, любовь, приравненная к нехватке чистого воздуха или воды.

Жить и дышать можно, но плохо и мало. И такая жизнь не приносит удовлетворения, она похожа на сон с серыми тенями. Они бродят вокруг, бесплотные, безжизненные, безрадостные. И живут потому, что так положено, а не потому, что хотят так жить.

Предвкушение встречи будоражило уже с самого утра, я не могла ничего делать, а работа, если день выдавался будним, выполнялась машинально. По привычке делать её хорошо.