Хорошие и плохие мысли (сборник)

Хожу зимним по улицам, покупаю подарки. Так хорошо, что есть люди, хоть кто-то, ради кого хочется ходить по магазинам и выискивать то, что им понравится. Так нужно иногда принадлежать кому-то. Покупаю сборники рождественских стихов Бродского: «Я пришел к Рождеству с пустым карманом». Весь вечер делаю салаты, Коля все не идет, в комнате горят свечи, тихо, за окном начинают трещать петарды, озаряя темноту вечера маленькими искусственными кометами. За двадцать минут до наступления 1999 года открываю дверь, на пороге стоит Ельников в темно-зеленом стареньком драповом пальто и серой шапке-ушанке из искусственного меха. В одной руке у него кремовая роза, в другой коробка. Сняв шапку, он обнажает новую прическу скинхед, надевает очки с черной оправой в стиле Алексея Андреева. Не нахожу ничего лучшего, чем поинтересоваться, как там поживает Алексей, и узнаю, что настоящий писатель уехал жить в буддийский монастырь в Камбоджу. Пока извлекала из коробки пирожки, которые хоть и были подгоревшие, зато лично изготовлены Колей, он, заглушив телевизор, включил новую синтетическую композицию, в результате мы не послушали последнего в этом веке поздравления президента Ельцина, еле-еле успели открыть шампанское, чокнулись и поздравили друг друга с Новым годом. Тут он заявил, что мы едем к нему, нас ждет веселиться компания. Наспех проглотив шампанское и салаты, схватив бутылку пива, мы уже бежим по улице, освещенной кометами петард и веселыми криками празднующего народа, к метро, на последний поезд. Здесь, в метро, Коля, переполненный искренней благодарностью, что я согласилась праздновать с ним, притянул меня к себе и долго впивался своими губами в мои – нежность в духе Дракулы. Мы тряслись в поезде, потягивая пиво «Grolsch», я смотрела на него искоса, сейчас он больше всего напоминал маленького мальчика в шапке-ушанке, будто слегка оттаял. Мне удивительна в нем эта игра двух оттенков, перелив двух лиц – беззащитного и хрупкого ребенка и холодного жестокого получеловека, полуробота. Он рассказывает, как в Берлине встречал Новый год с родителями. В вагон зашел довольно веселый пьяненький мужичок и, вместо привычного: «Подайте, люди добрые», громко воззвал к народу: «Люди, что же за безобразие, в Новый год не могли сделать, чтоб метро всю ночь работало».

Мы поймали попутную машину, грузовую, на которой возят песок. И ехали рядом с водителем, слушая поздравления по радио. Так здорово в новогоднюю ночь мчаться на грузовой машине и с высоты сидения смотреть на блестящий при тусклом свете фонарей снег.

* * *

Дома у Ельникова собралась компания. Леонид был с женой, той, что истеричка и ведьма, а одновременно брюнетка и осветитель на телевидении. Смешливая улыбчивая девушка, с большими черными глазами, которая в свои двадцать шесть еле тянет на девятнадцать, была одета, как принцесса, – в серебряное атласное платье до пят, снегурка в стиле «вамп» прихватила с собой дружка, парня с роскошными волосами, как в песенке эпохи коммунизма «клен зеленый, раскудрявый». При этом Леонид сохранял абсолютное спокойствие, которому позавидовал бы целый клубок удавов. К моменту нашего прихода, подвыпившие, они играли в шарады.

Мы пили шампанское, стреляли из детского пистолета в пламя свечи, смотрели мультики по телевизору. Коля иногда подсаживался то к одному гостю, то к другому, но постоянно держал меня в поле зрения, угощал пирожными и мандаринами, поил вином, вроде как, мы уже не каждый сам за себя, а вместе. Потом все стали совсем веселыми и пьяными, пошли гулять, раскудрявый сорвал со столба дорожный знак «кирпич» и вручил его Леониду в качестве новой сковороды. Далее вернулись домой, достали гашиш, часть гостей пошла на кухню раскуриваться, а я сидела на стуле, свернувшись в клубок, на диване уже спала парочка, а по телевизору шло эротическое шоу, голые девицы плавно раскачивали грудями и поглаживали свои эрогенные зоны. Остатки новогоднего настроения как-то мигом выветрились. Полночь, в чужой компании, усталая, а в комнате темно, душно и иголки уже осыпаются с хлипенькой натуральной ели.

Мы с Ельниковым спали вместе на диване, а основная компания – две парочки, ведьма с одной стороны которой похрапывал раскудрявый, а с другой, обнимая, муж Леонид – на полу. На диване было удобнее, жалко только, спать пришлось в одежде, еще очень приятно в темноте, под аккомпанемент храпящего народа, трогать друг друга.

Утро первого января последнего года в этом столетии. Народ, проснувшийся раньше, шумит на кухне, а сони похрапывают на полу. Мы с Колей в полусне украдкой целуемся. Я ускользаю в ванную. На кухне Леонид наливает мне чай и наблюдает, как я осторожно пью из чашки, чтоб не обжечься. Коля невидимкой проникает на кухню, при всех обнимая меня из-за спины. Сигаретный дым, надкусанные куски торта в блюде, грязные рюмки в раковине. Новый год. Утренняя улица похожа на белый лист, из подъезда, взявшись за руки выныриваем мы. Две черные точки с высоты полета какой-нибудь замечтавшейся, взмывшей в холодную зимнюю высь, птицы.