Хорошие люди (СИ)

Настя погладила его по плечу в знак благодарности. Почему-то этого ей показалось мало. Геллер улыбнулся, не глядя на нее, так же тихо сказал:

— Не за что.

Они стояли рядом, молчаливо созерцая ночной пейзаж. Лишь плеск воды вдалеке и голос ветра нарушали тишину. В какой-то момент Насте стало почти больно от всего этого. Она почувствовала жгучее желание быть ближе к Сашке, обнять его. Именно это чувство выгнало ее из дома на ночь глядя, разрешило сломать режим дня и питания, наплевать на все, просто довериться импульсу, порыву. И сейчас Настю почти трясло от невыносимой потребности прижаться к этому мужчине. Такому сильному, такому надежному, такому хорошему.

Сокол переместилась ближе к нему, почти коснулась. Саша не реагировал. Она была рада этому, слова казались сейчас лишними. Настя протянула руку и вынула его ладонь из кармана куртки. Прежде, чем Саша одарил ее вопросительным взглядом, она обняла его за пояс, прижалась, уткнувшись носом Геллеру в грудь. Он не противился, и Настя не могла не радоваться этому. А когда его руки крепко обняли в ответ, сердце прыгнуло к горлу и забилось там быстро-быстро.

Как он мог не обнять ее? Желание было сильнее здравого смысла, ценнее дружбы, которую они обрели, важнее отношений между тренером и подопечным. За ту секунду, что Настя ждала его ответных объятий, Геллер оценил все минусы. Если сейчас переступить грань, поддаться порыву, то можно все разрушить. Но Настя хотела близости, хотела тепла его рук. Я по сравнению с этим все стало казаться мелким, ничтожным, неважным.

Саша старался не гнать лошадей, не делать поспешных выводов. Объятия не делали их любовниками. Они и раньше обнимались при встрече. А сегодня Настя его даже поцеловала, и это тоже вписывалось в рамки дружбы. Пусть сейчас ночью, посреди поля все казалось намного интимнее, но границы приличий пока никто не пересек.

Ветер дул изо всех сил. Холодный. Порывистый. Геллер прижал Настю к себе крепче, чтобы поделиться теплом. Но этого было мало. Очень скоро девушка начала дрожать.

— Вернемся в машину, — сразу же предложил Саша.

— Нет. Мы так долго ехали. Хочу насмотреться.

Геллер только вздохнул, зная, что спорить с ней бесполезно. Он расцепил руки, отошел назад.

— Нет, нет, нет. Даже думать не смей, — запротестовала Настя, увидев, что он снимает ветровку.

— Ты же замерзнешь. Вон дрожишь уже вся.

— Саш, не надо. Мне хорошо, правда, — уверяла она, но зуб на зуб не попадал.

Геллер сдвинул брови, не удивился, услышав.

— Еще немного, пожалуйста. Не хочу уезжать. Мне не холодно, я потерплю.

— Так не холодно или потерпишь? — поймал ее на противоречии Геллер.

Настя фыркнула, задрала нос.

— Все сразу.

— Иди сюда, баран упертый.

Саша притянул ее к себе, прижал спиной к своей груди, закутав собственной курткой и руками. Им пришлось вжаться друг в друга, чтобы этот трюк удался.

— Так нормально? — спросил он.

— Идеально, — выдохнула Сокол.

Она расслабилась, откинулась назад, не возражала, почувствовав Сашино дыхание за ухом. Он водил носом по ее волосам, глубоко вдыхал, собирая ее запах вперемешку с ветром.

— Настя, — шептал он, дурея от ее аромата и близости, — так хорошо с тобой.

Саша не смог удержаться, провел губами по шее.

Он прикрыл глаза, замер, испугавшись собственной дерзости. Дыша на ее кожу, Геллер ждал, что сейчас Настя потребует отпустить, не наглеть или, по крайней мере, прекратить марать ее слюнявым ртом. Но вместо этого Сокол лишь тихо простонала и откинула голову ему на плечо, безмолвно прося продолжать.

Саша притянул ее к себе крепче, вернулся губами к нежной коже за ухом. Настя накрыла его ладони своими, их пальцы переплелись. Она дрожала от обжигающих, но таких ласковых поцелуев, которые тут же беспощадно сдувал проклятый ветер. Едва согревшись, она снова задрожала. Не от холода, а от ощущений. На глаза навернулись слезы от трогательной нежности, которой отравлял ее Саша. Словно его рот оставлял на ее коже вместе с поцелуями яд, который тут же впитывался, проникал в кровь, стремился к сердцу, заставляя его болезненно, но так сладко, сжиматься.

Это была сущая пытка. Настя поняла, что разрыдается, если не остановит его, но сил протестовать не находила. Наоборот. Она освободила ладони, повернулась к Саше лицом, закинула руки ему на шею, встала на носочки, запрокинула голову, прикрыла глаза.

Геллеру не нужно было лучшего приглашения. Он даже не смог толком полюбоваться на ее расслабленное лицо в лунном свете, почти сразу сократил расстояние, чтобы наконец их губы соединились. Первый поцелуй был осторожным, мимолётным. Он словно спрашивал: "Я все правильно понял?". Настины губы дрогнули, и она тихо всхлипнула, поощряя на более активные действия. Этот сладкий звук окончательно снес крышу. Геллер более не хотел и не имел сил сдерживаться.