Хорошие парни не всегда бывают первыми

– Предают только свои, – ласково напомнил Дронго, – есть такая известная французская поговорка.

– Это неприличная поговорка, – нахмурился Шакеев, – свои никогда не продают. Они защищают человека от несправедливых обвинений.

– Вчера вы публично признавались в ненависти ко всем ювелирам и евреям.

– А разве Северцов был евреем?

– Нет. Но его можно было считать ювелиром, ведь он был вице-президентом алмазной компании. Или вы ненавидите ювелиров через одного?

– Я ничего такого не говорил, – быстро сказал Шакеев.

– Говорили, – вмешалась Нина, – я все слышала. И вообще вы антисемит и ненавистник всех ювелиров.

– Не нужно мне такое говорить, – попросил Шакеев, – я прочто вчера не сдержался. Наверное, много выпил.

– А сейчас вы трезвый?

– Разве вы не видите.

– В таком случае честно скажите нам, зачем вы отправились в такую поездку. Только не рассказывайте про свои нервы. Мы вам все равно не поверим.

– Почему я не могу просто так прилететь на Таити? Разве обязательно, чтобы была какая-то цель?

– Если бы вы прилетели во Францию или Испанию, я бы понял ваше желание отдохнуть. Но лететь сюда почти сутки только для того, чтобы покататься на корабле, который вам тоже не очень нравится, это уже настоящий мазохизм.

– Почему вы решили, что мне не нравится на корабле?

– Это написано у вас на лице.

Шакеев взглянул на Слепакову. Та, сдерживая смех, кивнула.

– Я просто не переношу морскую качку, – ответил Шакеев.

– Давайте без дураков, – попросил Дронго, – и лучше отвечайте мне здесь, иначе потом вас позовут в полицию и снимут с круиза, – он конечно, блефовал, но Шакеев поверил.

– Они не имеют права, – быстро сказал он, – я все оплатил.

– Назовите причину, – настаивал Дронго.

Миго, поняв, что происходит нечто важное, даже положил вилку и нож на тарелку, прислушиваясь к их разговору.

– Никакой причины.

– Скажите честно, – не унимался Дронго.

– Да, – сорвался наконец Шакеев, – я узнал, что в этой поезде будет Северцов, и решил поехать. Чтобы поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Из-за этого типа, из-за его предыдущего начальника Раздольского, у нас четырнадцать человек арестовали. У всех были свои семьи, жены, дети, внуки. А сколько людей с работы выгнали, в том числе и меня. Я думал, что здесь будет время и место спокойно переговорить с этим типом. Узнать, что он думает, как собирается помогать людям. Говорили, что он уехал в Швейцарию и больше не вернется. Но он вернулся. И я хотел знать, как он собирался жить дальше.

– Неужели только из-за этого вы отправились на край света? А может, вы просто хотели отомстить. За вашу разрушенную жизнь, за вашу оборвавшуюся карьеру, за все ваши страдания и мучения. Откуда вы узнали, что он собирается на Таити?

– Мне сказали об этом в Москве, – сообщил Шакеев. – На бирже акции «Якутских алмазов» неожиданно пошли вверх. Мне сказали, что туда вернулся Северцов, но он скоро улетает в южные моря. Оставалось узнать, через кого он обычно оформляет свои путевки, и записаться в эту поездку. Вот, собственно, и все.

– Только для того, чтобы увидеть Северцова и устыдить его? Вы же взрослый человек, Алим Сафуанович, неужели до сих пор верите, что у подобных людей может быть совесть?

– Я всегда верил в человека, – с достоинством произнес Шакеев, – и вы меня не поймаете на таких вещах. Я летел сюда отдыхать. А заодно и переговорить с Северцовым.

– Вы подходили к нему в Токио?

– Нет. Я считал, что еще рано его беспокоить. Хотел поговорить с ним, когда мы будем на корабле.

Дронго посмотрел на волосатые руки своего собеседника.

– Вы резали когда-нибудь баранов? – уточнил он.

– Конечно, резал, – кивнул Шакеев, – а как же иначе? На курбан-байрам, на другие торжества. А кто должен это делать? Хозяин в доме, мужчина, отец. Или вы думаете, что если я резал баранов, то и человека могу убить. Нет, не могу. Никогда на человека оружие не поднимал.

– Что он говорит? – не выдержал Миго.

– Рассказывает, что прилетел сюда, что переговорить с убитым. Может быть, даже усовестить его. Вот такая странная миссия.

– Спросите, он его не убивал в процессе увещевания?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – я уже спросил. Он его не убивал.

– Еще один свидетель – и все без результата.

– Между прочим, обед закончился, – напомнил Дронго, – а прибалты так и не появились. Нужно узнать, почему они не поднялись на обед.

– Я узнаю у Жербаля, – предложил Миго, – десерт я все равно не люблю, лучше пойду и узнаю.

Он поднялся и вышел из салона ресторана. Шакеев проводил его взглядом. Затем укоризненно сказал:

– Не нужно было при нем вести такие разговоры. Что он про нас подумает?

– Он видел убитого. И подумает то, что нужно, – заметил Дронго, – не беспокойтесь. Его интересует только сам факт убийства. И больше ничего.

– И вы не смогли узнать, кто входил в его каюту? – не поверил Шакеев. – И никто не слышал, как его убивают?

– Никто не слышал. Рядом была каюта Ваккера, но он тоже ничего не слышал.

– Опять еврей и опять ювелир, – мрачным голосом произнес Шакеев, – от этих мы никогда не избавимся. И он ничего не слышал.

– Нет, ничего. Так он утверждает.