Все приведенные мною цифры приблизительны, и я был бы благодарен, если бы кто-то смог их для меня скорректировать. Но если мои оценки хоть как-то приближаются к реальным, едва ли они могут служить предметом гордости для страны, в которой грамотность составляет почти сто процентов, но в которой средний гражданин тратит на сигареты больше, чем индийский крестьянин вообще зарабатывает на жизнь. И если потребление книг остается у нас на таком же низком уровне, как и прежде, давайте по крайней мере признаем, что происходит это потому, что чтение – менее увлекательное времяпрепровождение, чем посещение собачьих бегов, кино и пабов, а не потому, что книги – купленные ли, взятые ли взаймы – слишком дороги.
У вас перед носом
Согласно многим недавним заявлениям в прессе, у нас почти, если не полностью, невозможно добывать столько угля, сколько требуется для внутренних нужд и экспорта, потому что мы не можем привлечь достаточное количество рабочих в шахты. На прошлой неделе я видел статистику, согласно которой ежегодный «отток» рабочей силы из шахт составляет шестьдесят тысяч человек, а ежегодный приток новых рабочих – десять тысяч. Одновременно с этим – и порой на той же полосе той же газеты – утверждается, что использовать в этих целях поляков или немцев нежелательно, поскольку это может привести к безработице в угольной промышленности. Такие заявления не всегда исходят из одного и того же источника, но очевидно, что у многих людей столь противоречивые идеи в определенный момент могут сосуществовать в голове.
Это лишь один пример образа мышления, чрезвычайно распространенного сегодня, а может быть, и всегда бывшего распространенным. Бернард Шоу в предисловии к пьесе «Андрокл и лев» цитирует первую главу Евангелия от Матфея, которая начинается с утверждения, что Иосиф, отец Иисуса, ведет происхождение от Авраама. В первом стихе Иисус описывается как «Сын Давидов, Сын Авраамов», и на протяжении последующих пятнадцати стихов разворачивается генеалогия рода, а потом, через один стих, объясняется, что на самом деле Иисус
В медицине такой способ мышления, кажется, называется шизофренией; в любом случае это способность одновременно придерживаться двух взаимоисключающих убеждений. Близко примыкает к этому способность игнорировать факты очевидные и непреложные, которым рано или поздно придется посмотреть в лицо. Этот порок особенно пышно процветает в нашем политическом мышлении. Позвольте мне достать из шляпы несколько образцов. По сути своей, они никак между собой не связаны: это примеры, выбранные почти наугад и демонстрирующие простые безошибочные факты, от которых пытаются откреститься люди, другой частью мозга отлично отдающие себе отчет в их существовании.
Гонконг.
За много лет до начала войны все, кто знал положение дел на Дальнем Востоке, понимали: наши позиции в Гонконге шатки, и, как только начнется большая война, мы их утратим вовсе. Это знание, однако, было настолько невыносимым, что одно правительство за другим продолжало цепляться за Гонконг вместо того, чтобы отдать его китайцам. За несколько недель до нападения Японии туда были даже переброшены свежие войска, которые были неминуемо и бессмысленно обречены попасть в плен. Потом разразилась война, и Гонконг сразу же пал – как и должно было произойти, о чем знали все.Воинская повинность.
В течение нескольких довоенных лет почти все осведомленные люди выступали за противостояние Германии; при этом большинство из них одновременно было против роста вооружений, которое позволило бы сделать это противостояние эффективным. Мне хорошо известны аргументы, которые выдвигаются в защиту этого парадокса; некоторые из них небезосновательны, но главным образом это просто юридические отговорки. Даже когда шел уже 1939 год, Лейбористская партия голосовала против обязательной воинской повинности; вероятно, это сыграло свою роль в заключении русско-германского пакта и, безусловно, оказало катастрофическое воздействие на моральное состояние общества во Франции. Потом настал 1940 год, и мы чуть не погибли из-за отсутствия большой эффективно действующей армии, которая могла бы у нас быть, только если бы мы ввели воинскую повинность по меньшей мере тремя годами раньше.