Примерно в ту пору мы с Элизабет сумели собраться двумя нашими семьями в Канзас-Сити, навестить родителей. Я тогда размышляла о том, как составление расписания могло бы помочь преодолеть прокрастинацию, и тут до меня дошло, что у меня есть еще один потенциальный подопытный для моих экспериментов. Начиная исследования, я убедила Элизабет быть одним из моих добровольцев; теперь же я обратила взор на ее мужа, Адама. Как и моя сестра, Адам – блестящий телесценарист, и, как многие писатели, он порой сражается с прокрастинацией.
Нередко прокрастинаторы не могут заставить себя работать потому, что работа вызывает у них огромную тревогу, и им приходится отвлекаться. Но они не могут по-настоящему наслаждаться и свободным временем, поскольку понимают, что им
– Адам, хочешь, я предложу тебе кое-какие привычки? – сказала я. – Можешь ими воспользоваться или нет – решай сам.
– Конечно, – ответил Адам заинтересованно. Я даже испугалась, что воспользовалась его податливостью. Элизабет-то знала, во что позволяет себя втянуть, а Адам, возможно, и не догадывался. Он вырос в пригороде Лос-Анджелеса и отличался непринужденным мировоззрением, характерным для Калифорнии, – вкупе с очень сдержанным чувством юмора. Помню, однажды, когда они с Элизабет приехали в гости в Канзас-Сити сразу после помолвки и все мы собирались ужинать с друзьями семьи, Джейми спросил мою мать:
– Что нам с Адамом надеть сегодня вечером?
– О, это очень неформальный ужин, – ответила она. – Вполне подойдут хаки и лоуферы.
– Я из Калифорнии, – заметил Адам. – Для меня нарядиться в хаки и лоуферы – все равно что надеть широкий галстук.
Я же, наоборот, имею склонность быть скорее…
– Расписание снижает напряженность, – рассказывала я ему. – Ты либо работаешь, либо бездельничаешь. Не имея списка дел, можно потратить целый день на беспокойство, что ты и не работаешь, и не расслабляешься.
– Мне знакомо это чувство, – признал он.
Я предложила ему писать свои телесценарии с 11 утра до часу дня каждый рабочий день. В течение этого времени он должен был либо писать, либо не делать ничего: никакой электронной почты; никаких звонков; никаких исследований; не убирать стол; никаких игр с Джеком (моим обожаемым трехлетним племянником). Либо писать – либо смотреть в окно.
– Помни, – наставляла я, – работа – одна из самых опасных форм прокрастинации. Тебе нужно использовать свое писательское время только для писания.
Я набрела на этот принцип по чистой случайности. В своем домашнем кабинете я занимаюсь работой вроде ответов на комментарии в блоге, размещения постов в «Твиттере» или LinkedIn, просмотра «Фейсбука» или ответов на электронные письма. Но когда я хочу по-настоящему заняться писательством – наиболее интеллектуально ответственной работой, – я отправляюсь в библиотеку или в кофейню, где у меня нет связи с Интернетом. Эта привычка защищает меня от соблазнов электронной почты, Интернета и домашних дел и заставляет заниматься только одним делом. Я принимаю решение – «иду в библиотеку на два часа», – а потом просто придерживаюсь его.
Один мой друг-профессор рассказал мне: «Преподаватель, который пригласил меня на наш факультет, тогда сказал, что, если я приму его предложение, он раскроет мне секрет, как быть продуктивным ученым. В дни, отведенные для исследований и писательской деятельности, он запретил себе отвечать на любые телефонные звонки и проверять почту до 16.00. Интересно, что как только он установил такое расписание, коллеги научились не беспокоить его до четырех часов, так что это еще и акт самоутверждения».
Прошло какое-то время, и я послала Адаму письмо с вопросом, получается ли у него что-нибудь с расписанием. Он ответил: