Подкуриваю ему и закуриваю сам, я вообще в последнее время стал много курить. Раньше две-три сигареты в день выкуривал, и то не всегда, а сейчас полпачки мало. Пока табака хватает, а через несколько лет, если доживу, перейдём на самосад. Говорить о здоровье… смешно, право слово! Постоянное ощущение цейтнота, мозг отказывается думать больше, чем на несколько недель вперёд, не видя ни картины будущего вообще, ни будущего для себя лично.
— Пока не летят, — крепко затягиваясь, говорю для поддержания разговора, — но зарекаться не буду.
— Вот-вот, — кивает тот, держа руку с сигаретой у рта, — мёртвая рука[9]
и всё такое… Бля, какие мы были дебилы! Из-за чего ссорились, спорили, войны вели?!— А сейчас? — резонно поинтересовался Пирог, провожая глазами проехавший мимо Камаз с солдатами.
— И сейчас, — усмехнулся Дьяков, — С-сука! Все всё понимают, а как до дела, так язык в жопу! Офицеры, гордость России!
Сплюнув, он покосился выразительно в сторону штаба, и пошёл прочь широким шагом, яростно затягиваясь на ходу. Несколько затяжек, и окурок полетел в урну.
— Вот и поговорили, — усмехнулся Серёга, прислушиваясь к стрельбе за периметром.
— Валить надо… — озвучил я сокровенное, — вопрос только — куда, или — кого…
— Я в эту кучу говна лезть не стану, — отрицательно качнул головой Серёга, — и тебе не советую. Ты просто не знаешь, какие в обычной военной части или ментовском участке интриги могут идти. Многоходовочки! Не зная раскладов и не имея проверенных друзей в этой среде, поучаствовать мы можем только одноразово, как гондоны.
— Да уж… не поспоришь, — соглашаюсь с ним, делая последнюю затяжку, — а главное, скорее всего будет замена одного говна на другое, ну или как вариант — коллективное говно. Как ни крути, а будет хунта!
— Покурил? — гоняя во рту жвачку, поинтересовался друг.
— Угум. Город должен жить! — оглянувшись предварительно, передразниваю «тащ генерала», — Тьфу, блять!
Работа наша заключается в том, чтобы перевести хозяйство военного городка на максимально автономный режим. Хотя такая возможность и предусматривалась ещё на уровне проектной документации, ебли нам предстоит немало.
Расконсервация скважин с водой, замена части труб и прочая, прочая…
Пирог за бригадира и де-факто за инженера, отчего он плюётся ядом. Слесарь, даже высококлассный и широкопрофильный, способный «с листа» читать чертежи и давать дельные советы начальству, всё-таки не инженер.
Я — заместитель, и по замыслу командования — человек, который должен держать в узде «зольдатиков», давая непослушным пизды. Вроде как «сильная рука» по мнению «тащ генерала», который очень легко и непринуждённо ввёл традиции рукоприкладства.
«Пробить фанеру, сунуть в морду, дать воспитательный подсрачник, пробить лоу-кик…» Пока неофициально, но уже особо не скрываются. В основном руками контрактников, среди которых есть своя иерархия, но и офицеры с прапорами не брезгуют порой «приложить ручку». Разумеется, в сугубо воспитательных целях, потому как Родина в опасности, и потому — отставить либерастические штучки!
Мне всё это о-очень не нравится, фигня исключительно нездоровая. Я спортсмен, но свои навыки применял почти исключительно на ринге. Но даже если исключить свои личные предпочтения в этом вопросе, то как быть с психологической обстановкой в коллективе?
Пока никто ни в кого не стрелял, а суицидами на фоне Апокалипсиса никого не удивишь. Да и нет отныне за военными ни присмотра Военной Прокуратуры, ни Комитета Солдатских Матерей, ни правозащитников любого толка. Хреновато со сдерживающими факторами выходит…
Сейчас командирский подсрачник кажется, наверное, едва ли не отеческой лаской на фоне эволюционирующих мертвяков. Нормально! Учит отец-командир! Любя практически. Переживает за подчинённого.
А потом что? Привычка формируется за двадцать один день. Дедовщина и телесные наказания как норма жизни? Публичная порка по субботам и торжественное четвертование на площади Ленина?
Забрав своих возле солдатской столовой и отмахнувшись от сержанта-контрактника, норовившего отрапортовать Пирогу по уставу, повели на место работ. Сержант, сформировав рыхлое подобие строя, пошёл впереди, мы с Серёгой чуть сбоку и молча, без настроение общаться.
— … для бля буду, Валер! Своими глазами видел! — горячится тощий рядовой, гримасничая без нужды, — Комендачи вчера завалили прыгуна, очередью через забор, на лету.
— Разговорчики в строю, — для порядку говорит Серёга, даже не глядя в ту сторону, и болтуны чуть приглушают звук.
— Да ну нахуй! На лету? — заметно тише усомнился парень с ефрейторской соплёй, поправив висящий на спине автомат.
— Понятно, что случайно, — поглядывая в нашу сторону согласился тощий и долговязый Женя, — Они там, ясен хуй, все себя снайперами мнят, но хуй там! Прыгун, бля буду, чертила какой-то! Коленки назад, на башке наросты как рога, морда козья какая-то. Глянуть на такого, так блевать и креститься охота!
— А вскрытие что? Обычный мертвяк или что?