- ""Жаркому" атаковать неприятеля", - беззвучно шевеля губами, прочел командующий. И услужливая память подсказала тактические данные "Жаркого": двадцать шесть узлов, два торпедных аппарата, две семи-десятипяти.
- Не много, но достаточно, - сказал командующий.
Миноносец выскочил вперед и побежал, расстилаясь по воде низким корпусом и длинным черным дымом из четырех труб. Потом повернул, блеснув бортом на солнце, и полным ходом пошел навстречу.
- Атакует, сволочь, - сказал комиссар флотилии.
- Странно, - ответил командующий. В самом деле, зачем они по радио предупредили об атаке? И совершенно неожиданно командующему показалось, что он играет в покер. Противник делает вид, будто купил четвертого туза... Значит, он его не купил, и это только реклама... Но зачем? .. А вот зачем: он хочет отвлечь огонь от своей эскадры.
- Фуше! Поднимите: "Сторожевым судам отбить атаку миноносца".
- Есть!
- Сторожевым судам? - удивился комиссар. - Буксиры против миноносца?
Но ответил только грохот очередного залпа, и комиссар вдруг понял: нельзя ослаблять огонь и нельзя бояться. Иначе пропадешь.
"Данай" сразу увеличил ход и поднял: "Следовать за мной". Сторожевики выровнялись и дали сухонький залп. Потом второй, потом третий, и еще, и еще. Перед носом миноносца снаряды выбили сплошную стену всплесков. Она опадала, снова выплескивалась и переливалась, но оставалась на месте. Такой огонь называется заградительным. Заставить себя в него войти очень трудно. Ми-ноносец не выдержал и повернул обратно.
- Буксиры прогнали миноносец, - сказал командующий.- Ничего сверхъестественного, - и носовым платком вытер вспотевший лоб. Он нечаянно подумал о том, что произошло бы, если бы миноносец дорвался до торпедного залпа.
А между прочим, ничего особенного не произошло бы, потому что "Жаркий" в этот день атаковал с пустыми аппаратами. Четвертого туза у противников не было.
- В головного! - закричал сигнальщик.
Командующий поднял бинокль. Нет... ничего не заметно. Видно только, что белые прибавили ходу... Они уходят из боя.
Внизу снова кричат "ура". Это победа. Комиссар подошел к командующему и дал ему папиросу. Командующий встал и предложил комиссару огня.
- Мыс Хрони, - сказал штурман, и командующий кивнул головой Он уже десять минут тому назад заметил впереди над горизонтом мутно-синее пятно и знал, что это вход в Керчь-Еникальский пролив.
- Как бы кто-нибудь оттуда не вылез, - пробормотал штурман, но командующий повернулся к нему спиной и пошел к трапу.
Он, конечно, не мог знать, что за горизонтом "Беспокойный" подорвался винтом на мине и теперь возвра-щался в Керчь вместе с "Грозным", не посмевшим идти на минное поле. Если бы знал, не удивился. Он был твердо уверен в победе.
- Дальше не пойдем, - сказал командующий. - Отбой! Фуше! Поднимите: "Адмирал выражает флоту свое особое удовольствие", а потом распорядитесь обедом.
Замки открыты, и пушки развернуты по ветру, чтобы остыли. Люди тоже остывают, и на палубе идет приборка.
Сейберт и командир "Знамени социализма" молча ходят по мостику. Из машины доносятся звонкие удары, визг напильника и веселая ругань. Машинная команда еще не кончила своего боя, потому что механик поклялся до Мариуполя починить разбитый клапан.
- Христофор Богданыч, - вдруг сказал Сейберт.
- Ась? - отозвался капитан, почувствовавший себя на мирном положении.
- Чем замечательна Обиточная коса?
- Обиточная? - удивился капитан. - А чем она может быть замечательна? Коса как коса. С обеих сторон море, а посредине песок.
- Море, вы говорите?
- Конечно, море. - И Христофор Богданыч с опаской взглянул на своего начальника. Он, кажется, не в себе: говорит и смотрит очень странно.
- И больше ничего? - задумчиво спросил Сейберт. - А что там делают?
- Ничего, совсем ничего. Только рыбу ловят, - успокоительно проговорил Христофор Богданыч.
- А много там рыбы?
- Рыбы? Известное дело - много. Там самое главное место после донских гирл. В мирное время там и рыбаков не меньше, чем рыбы, а вот сейчас пусто.
- Тогда все понятно, - сказал Сейберт.
"Что понятно?" - хотелось крикнуть капитану, но он удержался. Если начальник действительно не в себе, лучше дать ему отдохнуть. Но Сейберт взглянул на него и на его лице прочел невысказанный вопрос.
- Понятно, почему мы вышли ночью и на рассвете были у Обиточной. - И Христофор Богданыч вдруг почувствовал, что не понимает чего-то очень простого, что обязан был бы понимать. От этой мысли он похолодел. Неужели он сам не в себе?
Он был сильно потрясен боем.
8
- Чуть правее, товарищ штурман, - сказал сигнальщик и повел рукой по сверкающему горизонту.
- Вижу, - ответил прильнувший к дальномеру флагманский штурман. - Это мачта той самой канлодки. Она лежит на грунте. И на мачте, кажется, люди... Вахтенный, доложите командующему. Он в кают-компании.
- Слева по носу мачта утопленного неприятеля, - доложил вахтенный. Командующий положил ложку и обтер губы куском хлеба.
- Очень приятно.
- Так точно, товарищ командующий. Только на ней люди, которые видны вооруженным глазом. - Вахтенный был из писарей и любил точную терминологию.