Хороший мальчик. Строптивая девочка

Собачонка нервно ёрзала у меня на руках, да так энергично, что мне приходилось силой её удерживать.

— Ну же, масенький, успокаивайся, всё хорошо, мы тебя не обидим, — засюсюкала я над нашим новым знакомым.

— Ух, ты, — вдруг нарушил своё молчание Стас. — Оказывается, ты умеешь быть доброй. Или это только мне везёт так, что ты меня ненавидишь?

— Я тебя не ненавижу…

— Тогда что? Почему каждый раз, когда я пытаюсь сделать тебе шаг на встречу, ты выпускаешь наружу весь свой боевой арсенал?

— Мне опять попросить твой телефон?

- Это-то тут причём?! — он вроде как искренне удивлялся, но я знала, что всё он прекрасно понимает.

— Настя? — предположила я.

Стас замялся, подбирая правильные слова.

— Слушай, ну я же без всякой задней мысли. Я просто пытаюсь с тобой подружиться.

Казалось бы, выдохни и успокойся, но мне стало обидно. Тоже мне друг выискался.

— А мне без разницы, какие у тебя там мысли задние или передние. Я не верю в дружбу между мальчиками и девочками.

— Дааааа? — заехидничал он. — А как же этот твой администратор, Сева?

— А у меня с Севкой любовь, — с вызовом заявила я. — Такая до гроба, что раз и навсегда.

— Чего же он тогда тебя сегодня со мной отпустил?! — Чернов начинал злиться, а я всё не могла успокоиться, уязвлённая и обиженная.

— Не усмотрел в тебе соперника.

Стас неприятно клацает зубами, а я в конец перестаю понимать предмет нашего спора. Я-то чего завелась, ну хочет со мной дружить, пусть дружит… Даже если я сама хочу чего-то другого. Вот только бы решить чего именно.

— Я тебе настолько неприятен? — всё никак не уступает он. Видимо совсем не привык к отказам. Но есть в его голосе что-то такое… эмоциональное, чему я ещё не нашла названия, но отчего мне совсем не хочется ему грубить.

— Стас, дело не в этом.

— А в чём же?

— Тебе не понять… Ты привык, что всё в этой жизни само идёт тебе в руки. Женщины, деньги, удача. Ты просто заскучал в своём идеальном мире. А я для тебя диковинный зверёк. Я не собираюсь развлекать тебя.

Нам повезло, что мы стояли на светофоре, потому что в этот момент Чернов со всей дури ударил по рулю. Пёсель испугался и начал с новой силой вырываться из моих рук, но мы оба его игнорировали.

— Чёрт возьми, Вера, с чего ты вообще делаешь все эти выводы?!

— А как?! Разубеди меня. Докажи, что не вырос в приличной семье, и что твои родители не сделали всё возможное, что обеспечить тебе радужное будущее! Докажи мне, что в последнее время не скучал и не мучился тоской! Докажи, что у нет проблем с Настей, с которыми не знаешь, что делать!

Он напряженно молчит, нервно дёргая желваками, и я понимаю, что попала в точку по всем пунктам.

— Вот видишь, — усмехаюсь я.

Дальше мы не сказали друг другу ни слова. Он довёз меня до моей общаги, а у меня не было сил спросить, как он узнал адрес. Какое-то время мы ещё просидели в напряжённой тишине, разглядывая панельную доску.

— Вер, — начал он, но я не дослушала, сунув ему в руки пёселя, мирно спящего у меня на коленях. Собак не понял прикола, и резво заметался в Стасовых руках, из-за чего Чернову пришлось крепко его ухватить.

— Держи. Назовёшь собаку Верой и будешь с ней дружить.

После чего открыла дверь машины и выскочила на улице.

— Эй, подожди. А собака? — закричал Стас.

Пришлось наклониться и заглянуть в салон.

— Я живу в общаге. Как ты думаешь, как долго мне разрешат прожить с ней здесь?

— Но…

Не стала дослушивать, с чувством хлопнув дверью.

Прости, собак. Но с Черновым тебе будет гораздо лучше. И прежде, чем Стас успел хоть что-нибудь предпринять, я убежала в темноту, скрывшись за углом.

Глава 5

Ноябрь как-то незаметно окончательно вступил в свои права. Я закрыла все свои хвосты и не вылетела из универа. Экономика сдалась без боя. Наша препод ушла на больничный, и экзамен у меня принимал совершенно левый дядечка, который покопавшись в моей зачётке, спросил, устроит ли меня четвёрка. Выходила из аудитории с пометкой «хор.» в ведомости и чувством вины перед Черновым за то, что не смогла блеснуть своими новыми знаниями. Словно он что-то вложил в меня, а я бездарно упустила это.

Жизнь постепенно возвращалась в своё русло. Угроза отчисления больше не щекотала мои нервы, смены в баре перестали быть ежедневным, а апатия окончательно прописалась у меня на душе. Опять всё было серо, тягомотно и как-то обречённо. Круг общения свёлся к рекордному минимуму — Кроля и Севка, если не считать рабочих пересечений с клиентами и коллегами. Я даже с одногруппниками не здоровалась, через раз притворяясь частью интерьера.

А ещё я всё время мёрзла — в общаге, на работе, в универе, на улице… везде. Под строгий Кролькин взгляд я извлекла из глубин шкафа своё осеннее пальто, до последнего сопротивляясь этому. Но потом пришло понимание, что либо я околею, либо наступлю своей гордости на горло и заставлю себя надеть его. Но и пальто особо меня не спасало. Виной чему было отрицание. Я не принимала этот предмет своего гардероба, из-за чего оно было не способно меня согреть.