Хороший немец

— Только найдите его. — Шеффер, застонав, опустился на подушки и с усилием улыбнулся. — Вы, парни, все одинаковы. Умные разговоры. Всегда что-нибудь ввернете. — Он поднял глаза, прежний стальной взгляд. Арийские серые глаза. — И не забывайте, чью форму вы носите. Здесь мы в одной команде. В одной команде.

— В той же, что и Лиз?

— Да ладно. — Он опустил глаза. — Все бывает, не так ли? Время военное.

— С русскими мы не воюем.

Шеффер посмотрел на черный заголовок в газете, затем поднял голову.

— Кто сказал?

В квартире вовсю светило полуденное солнце, но Ханнелора уже красила губы, готовясь к выходу.

— Рановато, нет? — спросил Джейк, наблюдая, как она склонилась над зеркалом.

— У меня званое чаепитие. Оно обычно рано начинается. Яузе, [74]верно?

— Чаепитие у русских? — удивился он. За столом тупые комиссары, а Болванщик разливает чай.

— Нет. У моего нового друга, англичанина. Настоящее званое чаепитие, сказал он. Знаете, как прежде, с чашечками и все такое.

А на остренькое — продолжение на диване.

Она подкрасила губы.

— Вы разминулись с Линой. Она у фрау Хинкель. Вам тоже следует к ней сходить. Вы не представляете, что она знает.

— Она пошла к гадалке?

— Она не такая, как цыганки. Она в самом деле видит многое.

Джейк выглянул в окно на Виттенбергплац и оглядел улицу. Окна, выходящие на площадь, не зашторены, прекрасное освещение внезапно становится помехой.

— Ханнелора? Ты не заметила, на улице у подъезда никто не ошивается? Какой-нибудь русский?

— Не будьте идиотом, — сказала она, собирая сумочку. — Он уехал. И меня не ищет.

— Да нет, я имею в виду… — Он замолк. А почему Ханнелора должна что-то заметить?

— Идемте, я вам покажу дорогу, — сказала она. — Это за «КДВ».

Он запер за ними дверь и стал спускаться за ней по лестнице.

— У кого-нибудь из твоих друзей есть квартира? — спросил он.

Она обиженно обернулась:

— Вы хотите, чтобы я съехала? Между прочим, это моя квартира. Моя. Только потому, что у меня доброе сердце…

— Нет. Не для тебя. Для Лины. Место только для нее. Так жить и тебе не с руки.

— О, да я не возражаю. Я привыкла. Удобно, правда? И вы не скупитесь на продукты. Что бы мы ели? И куда она переедет? Квартиры нет ни у кого, если только…

— Если только — что?

— Если только у нее нет друга. Знаете, какого-нибудь влиятельного.

— Не в пример мне, — сказал он, улыбаясь.

— Да. Скажем, какой-нибудь генерал. Важная шишка. У которого есть квартиры. И проститутки. — Для нее это был совсем другой мир.

Бригада рабочих расчищала угол Виттенбергплац. Женщины в военных брюках загружали тачки. На солнце было жарко, везде пахло дымом.

— Он из Лондона, — рассказывала Ханнелора, еле ковыляя по разбитому тротуару на высоких каблучках, пока они пересекали улицу. — Как вы думаете, мне там понравится?

— Мне понравилось.

— Ну, сейчас везде одинаково. — Она показала рукой на разбомбленную площадь. — Как здесь.

— Нет, не как здесь.

— Да, по радио рассказывали. Во время войны. Разбомбили все.

— Нет. Только часть кварталов.

— Тогда зачем они врут об этом? — спросила она, самоуверенная радиослушательница Геббельса. — Здесь, — сказала она, когда они дошли до «КДВ». — На следующей улице. Там есть вывеска, от руки. Как я выгляжу?

— Как английская леди.

— Да? — Она взбила волосы, глядя в уцелевший осколок витрины, затем махнула на него рукой. — Ой, да ладно, — засмеялась она и поковыляла на запад.

Вывеска представляла собой небрежно нарисованную руку с тремя линиями на ладони — «Прошлое» шло по верху, «Настоящее» проходило по средине, а «Будущее» ответвлялось от него, пересекая нижнюю часть. Кого теперь интересовала верхняя часть? Фрау Хинкель располагалась на втором этаже, отмеченном знаком зодиака. Он открыл дверь и увидел кучку женщин, спокойно сидевших в креслах, как на приеме у доктора. Берлин снова превратился в средневековый город: черные рынки превращали часы в золото, колдуньи заглядывали в будущее с помощью колоды карт. А ведь несколько лет назад они измерили искривление света.

Но разве это имело значение? Среди них сидела Лина. Когда он вошел, на ее лице появилась удивленная улыбка. Женщина, счастливая оттого, что увидела тебя, подумал он, и больше ей ничего не надо, даже удачной судьбы.

— Якоб, — сказала она. Остальные посмотрели на него с явным интересом, и тут же опустили глаза — привычная реакция на военную форму. Женщина рядом с Линой подвинулась, освобождая ему место. — Как ты узнал, что я здесь?

— От Ханнелоры.

— Знаю, что это глупо, но она не отстает, — сказала Лина, продолжая улыбаться, прижалась к нему и прошептала, чтобы другие не слышали. — Что случилось? У тебя такой вид…

Он покачал головой:

— Ничего. Просто день такой. Я был в суде.

— В каком суде?

Но ему нужна была улыбка, а не очередная страшная история. Ни о Ренате, ни о Гюнтере, ни о ком из них. О голубых небесах. Он посмотрел на часы.

— Давай уйдем отсюда. Мне нашли лодку. Пока светло, давай поплаваем.