Генрих Юнг выглядел как типичный немецкий чиновник — строгий, сухой, желчный, неразговорчивый. Сыновья тетушки Магды, Франц и Йозеф, тоже хотели прийти, но их не отпустили в увольнительную — были еще какие-то дела в пехотной школе.
Эльза пораньше отпросилась со службы и приготовила праздничный обед. Она хлопотала на кухне вместе со свекровью, им по возможности помогала и Инга. Марта весело носилась по квартире, радуясь, что сегодня можно целый день быть дома с папой и мамой. А еще с бабушкой, дедушкой и кучей других любимых родственников.
Макса заставили подробно, во всех деталях описать церемонию награждения, а также пересказать разговор с Гитлером. Макс вздохнул, но выполнил их просьбу. Хотя, собственно, рассказывать было особенно нечего — он обменялся с фюрером едва ли парой-тройкой фраз. Всех очень заинтересовало, как выглядит Рейхсканцелярия изнутри. Судя по всему, там мало кто побывал, что, впрочем, было вполне понятно — это же главное правительственное учреждение Рейха, самое сердце. Отсюда и повышенная секретность…
Для Макса, как и для всех советских людей, символом фашистской Германии всегда являлся Рейхстаг со своим знаменитым стеклянным куполом, и именно его взятие официально считалось завершением штурма Берлина и символом Победы, но на самом деле немецкий парламент никогда не был центром политической жизни Третьего рейха. Все важнейшие вопросы решались в Имперской канцелярии, точнее, в ее новом корпусе, построенном специально для Гитлера. Именно там проходили заседания правительства, обсуждались и утверждались военные, экономические и политические планы…
Макс красочно обрисовал Мраморный зал, другие помещения Рейхсканцелярии, а также кабинет Гитлера, не забыв упомянуть и о том, что сидел у камина почти рядом с фюрером. Все ахали и всплескивали от удивления руками — нашему Петеру оказана такая честь!
По требованию Эльзы Макс нацепил на китель новый орден и сфотографировался на память. Дядя Генрих специально для этих целей захватил с собой фотоаппарат. Сделали также общий снимок всей родни — семейная традиция. Потом по отдельности он снялся с Эльзой и Мартой — как счастливая немецкая семья. Фотосессия продолжалась минут двадцать, потом все приступили к торжественному обеду.
В честь важного события открыли бутылку французского коньяка, запасенную дядей Генрихом, щедро плеснули всем по рюмкам. Выпили, заговорили, перебивая друг друга. Началось приятное общение в тесном родственном кругу.
Макс мрачно наливался коньяком — ему не хотелось предаваться всеобщему веселью. Праздновать, по сути, было нечего. Его наградили за то, что он убил человека, причем своего же, русского, да еще красноармейца… Что тут веселого и радостного? Эльза заметила его настроение и поинтересовалась:
— Петер, почему ты такой грустный? Ты должен бы радоваться! Такое событие случается очень редко. Наверняка оно станет главным в твоей жизни…
— Главное событие в моей жизни случилось, когда я встретил тебя, — неожиданно для самого себя ответил Макс.
Эльза покраснела и улыбнулась — ей было очень приятно.
— Но все же? — продолжала допытываться она.
Макс повертел в руках рюмку и вздохнул: ну как ей все объяснить? Рассказать правду? Что он не ее муж, не Петер Штауф, а Максим Соколов, русский, который случайно провалился к ним из двадцать первого века? Что у него есть своя семья и своя жизнь? Глупо, не поймут. Да и зачем портить семейный обед — Эльза ведь так старалась! Потому он решил соврать:
— Скоро мне опять на фронт, мы надолго расстанемся…
— Но война скоро закончится, — возразила Эльза. — Так сказал наш фюрер…
— Нет, — резко поставил рюмку на стол Макс, — не закончится, что бы ни говорил этот ваш бесноватый фюрер! Я точно знаю. Она продлится еще почти три года и завершится в мае сорок пятого, причем здесь же, в Берлине. Полным военным поражением Германии и безоговорочной ее капитуляцией. А Гитлер покончит жизнь самоубийством в своем собственном бункере…
В комнате воцарилась гробовая тишина, все смотрели на него, как на сумасшедшего. Со страхом и даже ужасом. К нему подошел Иоганн Штауф:
— Петер, мальчик мой, ты, наверное, очень устал. Мы понимаем — война, фронт, тяжелая контузия… Очевидно, ты переволновался и перенервничал во время приема. К тому же, кажется, слишком много выпил. Может, тебе лучше прилечь?
— Да, — вздохнул Макс, — я и правда очень устал. А все эта проклятая война…
Он тяжело поднялся и, пошатываясь, пошел в спальню, где, не раздеваясь, рухнул на кровать и сразу же заснул. Позабыв, как обычно, завести часы. Те отстукали еще несколько минут и встали.